На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Жизнь - театр

1 157 подписчиков

Свежие комментарии

  • Yvan
    Забавно, конечно, но жестоко так пугать.Гифки 81
  • Инна Диаманти (Брежнева)
    Рассказы Бондаренко - бездарная пошлость.Рассказы о животн...
  • Светлана Митленко
    Очень много разрушено, очень. К счастью в последнее десятилетие вроде взялись за ум. Пытаемся сохранить, то что остал...Красоты и музеи П...

Картины с историей. ‎Суриков В.И.‎ ‎”Утро стрелецкой казни”

Суриков В.И. Утро стрелецкой казни. 1881 379 x 218 см, Государственная Третьяковская галерея, Москва

В 1698 г. произошло восстание московских стрелецких полков, вызванное тяготами службы в пограничных городах, изнурительными походами, притеснениями со стороны полковников. 6 июня они сместили своих начальников, избрали по 4 выборных в каждом полку и направились к Москве. Восставшие (около 4 тыс. человек) намеревались возвести на престол царевну Софью или, в случае её отказа, В.В. Голицына, находившегося в ссылке. Правительство выслало против стрельцов Преображенский, Семёновский, Лефортов и Гордонов полки и дворянскую конницу. В 40 верстах от Москвы восставшие были разбиты. Часть зачинщиков по приказу воеводы Шеина были повешены или биты кнутом и сосланы. 1965 человек разосланы по городам и монастырям. Срочно возвратившийся из-за границы Пётр I возглавил новое следствие («великий розыск»). С сентября 1698 по февраль 1699 были казнены 1182 стрельца, биты кнутом, клеймены и сосланы 601 (преимущественно малолетние). По приказу царя в казнях участвовали бояре и «все палатные люди»; дворовые места стрельцов в Москве были розданы, строения проданы. Следствие и казни продолжались до 1707 г.

Эта первая по времени написания часть исторической «трилогии» Сурикова, в которую, помимо нее, вошли полотна «Меншиков в Березове» и «Боярыня Морозова», «оживляет» событие, сломившее хребет бунтарскому стрелецкому движению, а именно: казнь участников последнего стрелецкого восстания, устроенную по повелению и под присмотром молодого царя Петра I. Восставшие стрельцы намеревались возвести на престол вместо Петра, окружившего себя иноземцами, царевну Софью, заточенную в Новодевичьем монастыре, или, в случае отказа Софьи, ее фаворита В. Голицына, находившегося в ссылке. В июне 1698 года они были разбиты верными Петру полками под Новоирусалимским монастырем. В этом первом шедевре Сурикова уже громко заявили о себе прославившие его впоследствии качества — великолепного колориста и изысканного «композитора» (так его называли соученики по Академии). Показанная на 9-й передвижной выставке, эта работа поставила художника вровень с теми, кто задавал тон в тогдашней русской живописи.

«Картина Сурикова делает впечатление неотразимое, глубокое на всех. У всех написано на лицах, что она — наша гордость на этой выставке. Могучая картина!» — писал И. Репин П. Третьякову, купившему полотно у Сурикова прямо на выставке за восемь тысяч рублей. Эти деньги, избавив живописца от забот о хлебе насущном, развязали ему руки для продолжения работы в избранном направлении.

Фрагменты картины. Противостояние
Молодой Петр, преисполненный решимости довести дело до конца, изображен в окружении иностранцев и приближенных — эта группа символизирует собой грядущую Россию, рождающуюся в муках на глазах у зрителя.
Дуэль взглядов, происходящая между стрельцом, мятежно не снявшим шапки, и молодым царем, — один из приемов, «сбивающих» в целое эту композиционно распадающуюся на несколько отдельных групп картину. Движение на полотне — слева направо — подчеркивается продуманными деталями. В частности, это свечи, являющиеся здесь своеобразными часами. Слева они горят в руках осужденных, в центре — свечу задувает преображенец, правее — погасшая свеча брошена на землю.В работе, посвященной казни, нет казненных: этот факт изумлял многих. Репин даже советовал Сурикову пририсовать хотя бы одного повешенного, но это испортило бы замысел: не кровь здесь важна для художника, а неотвратимость исторической поступи.

…В 1869 г. В.И. Суриков юношей отправился в Петербург, где поступил в Академию художеств. В это время Россия переживала трудный, переломный период своей истории. Отмена крепостного права и последовавшие за ней реформы, острые социальные проблемы, подъем народнического движения, споры в обществе о роли народных масс и личности в истории — все это не оставило художника равнодушным. Он попытался осмыслить современность через историю, найти связь между прошлым и настоящим.

Главный герой исторических полотен Сурикова — народ, а основное содержание — драматический конфликт времени. Все это нашло отражение уже в первой значительной работе художника — "Утро стрелецкой казни". Замысел написать картину на этот сюжет художник вынашивал давно, но озарение наступило неожиданно. Суриков вспоминал: "И вот однажды иду я по Красной площади, кругом ни души. Остановился недалеко от Лобного места, засмотрелся на очертания Василия Блаженного, и вдруг в воображении вспыхнула сцена стрелецкой казни, да так ясно, что сердце забилось. Почувствовал, что если напишу то, что мне представилось, то выйдет потрясающая картина".

Описание казни художник нашел в записках ее очевидца, австрийского дипломата Иоганна Корба: "...на небольших московских телегах были посажены сто виновных, ожидавших своей очереди казни... Каждый держал в руках зажженную восковую свечу.. Горький плач жен усиливал для всех страх предстоящей смерти... мать рыдала по своем сыне, дочь оплакивала судьбу отца, несчастная супруга стонала об участи своего мужа..."

Известно, что казнь происходила в подмосковном селе Преображенском, но для придания событию большей значимости Суриков перенес его на Красную площадь. Художник изобразил Кремль, собор Василия Блаженного. У Лобного места — толпа стрельцов в ожидании казни. Над площадью стоит неслышный зрителю, но явно ощущаемый гул голосов — плачущих, стенающих, молящихся, проклинающих... Лица и позы многих персонажей картины полны страданий и переживаний. На полотне разыгрывается настоящая человеческая драма. Кульминация конфликта запечатлена в "дуэли" двух взглядов.

Один, неистовый, принадлежит закованному в колодки, но не сломленному духом стрельцу со свечой в руках. Другой, почти безумный в своей ненависти, испепеляющий — сидящему на коне молодому царю Петру. (Источник: Рябцев Ю.С. История русской культуры: Художественная жизнь и быт XVIII-XIX вв.: Учебное пособие./ Ю.С. Рябцев. – М.: Гуман. Изд. Цетр ВЛАДОС, 1997. – 432с.)Наталья Кончаловская в книге о своем деде Василии Ивановиче Сурикове воспроизводит следующий диалог между великим художником и Львом Толстым:

— А скажите, как вы себе представляете, — Толстой быстро поднялся со стула, — стрельцов с зажженными свечами везли на место казни?

— Думаю, что всю дорогу они ехали с горящими свечами.

Ответ художника: «Думаю, что всю дорогу они ехали с горящими свечам и», — исторически достоверен и документирован. Обратимся к записям невольного очевидца тех страшных дней, секретаря итальянского посольства И.Г. Корба, в 1698-1699 годах находившегося с миссией в Москве. Наиболее насыщено этнографическими подробностями описание стрелецких казней, озаглавленное Корбом «Первая расправа 10 октября 1698 г.»:

«Жилища солдат в Преображенском рассекает протекающая там река Яуза; на другой стороне ее, на небольших московитских тележках (которые они называют извозчичьи) были посажены сто виновных, ожидавших своей очереди казни...; священников для напутствия осужденных видно не было, как будто бы преступники были недостойны этого подвига благочестия; все же каждый держал в руках зажженную восковую свечу, чтобы не умереть без света и крест ... Отовсюду вокруг толпы несчастных слышны были стоны и вопли... А когда быстрые кони увлекали осужденных на самое место казни, то плачь женщин усиливался, переходя в громкие рыдания и вопли... Из поместья воеводы Шеина были приведены на смерть еще сто тридцать стрельцов. По обеим сторонам всех городских ворот было воздвигнуто по две виселицы, и каждая предназначалась в тот день для шести бунтовщиков. Когда все выведены были на места казни и каждая шестерка распределена была по каждой из двух виселиц, его царское величество в зеленом польском кафтане прибыл в сопровождении многих знатных московитов... Тогда началось объявление приговора... Обвиненные не были ни связаны, ни скованы. К обуви у них привешены были колодки... Добровольными усилиями взбирались они по лестницам к перекладине и, осенив себя на четыре стороны света крестным знамением, сами себе закрывали полотном глаза и лицо (таков обычай у этого народа). Очень многие, надев петлю на шею, стремглав бросались с подмостков, желая ускорить свой конец повешением».

Стрельцы умирали мужественно. В описании Корба зримо воспроизводится столь характерная для русского погребального ритуала картина последнего пути, последней дороги, последних проводов умершего к его могиле, сопровождаемых голошением женщин. И хотя речь идет о живых еще людях, они уже обречены. Поэтому в руках стрельцов зажженные восковые свечи. Судя по рисункам, которыми Корб проиллюстрировал свой «Дневник», свечи были больших размеров. К моменту казни, прогорая, в руке у стрельца оставался огарок примерно такого размера, как это изображено на картине Сурикова.

Вглядимся в полотно великого живописца, и прежде всего в те семь свечей, которые символизируют жизнь и смерть стрельцов. Композиционно эти свечи «держат» ту часть полотна, где изображены стрельцы и народ. Одновременно каждая свеча картины находится в сакральном соотношении с семью главами переднего плана храма Василия Блаженного (Покровский собор на Рву). Об этой перекличке образов впервые написал Максимилиан Волошин: «Семи видимым главам собора соответствуют семь смертных свечей картины». Это тончайшее наблюдение, наверняка обсуждавшееся поэтом во время его бесед с самим Суриковым (1913 год), в дальнейшем не было развито исследователями. Да и сам Суриков не дал к тому ни одного намека. По этому поводу искусствовед И. Евдокимов писал: «Суриков был скуп на высказывания о себе... замкнут настолько, что эта замкнутость лишила нас многих ценных сведений о природе и методах его творчества».

Знания о старорусской ритуальной культуре, которыми владел художник и которые он привнес в свою картину, не были известны его просвещенным критикам. Питавшие творческий дух Сурикова ценнейшие сведения о мире в его антропокосмическом восприятии (человек во Вселенной) еще хранились в сокровищницах памяти и души русских людей традиционной культуры. И надо было быть художником от корня русского духа, чтобы оценить эти знания, сохранить их и воплотить в живописи.

К числу таких старорусских ритуальных знаний относится все, связанное с погребальными обрядами, обычаями, верованиями.Суриков В.И. Стрелец в шапке. Этюд 1879

 Как в заговорах и ритуалах нет ни одного случайного слова и образа, так и в картине Сурикова совсем не случайна центральная сюжетная композиция, построенная на цифре семь: семь стрельцов (одного уже увели, осталась лишь свеча как часть его души), семь свечей, семь видимых с места события глав храма Василия Блаженного. Семерка в культуре народов мира считается лунным числом — первоначальный счет времени велся по лунному календарю. В лунном месяце 28 дней — четыре недели по 7 дней. Придерживались этого счета времени и предки русских, о чем свидетельствует сохранившийся вплоть до XX века обычай каждый раз молиться на только что народившийся месяц. Об этом обычае писал М. Чулков в словаре «Абевега русских суеверий»: «Приносят жертву луне каждое новомесячье» (1786); в архиве «Этнографического бюро» князя В.Н. Тенишева можно найти свидетельства типа присланного из с. Три Озера Спасского уезда Казанской губернии: «Молятся на только что народившийся новый месяц» (1898). Но особенно важно здесь то, что луна в культуре всех народов символизирует другой мир — мир усопших предков.

Семерка как число, связанное с миром прародителей, с погребально-поминальным культом, присутствует, например, в веровании, что «землица с семи могил добрых людей спасает от всех бед», в совете старых людей ставить семь свечей на канун или к иконам святых угодников для поминания или испрашивания прощения за какие-либо грехи. Семь свечей зажигаются во время соборования: например, во Владимирской губернии во время таинства соборования на стол, накрытый скатертью или холстиной, ставилась глиняная чаша с зерном, а в зерно втыкалось семь лучин, обернутых на концах пенькой, и семь зажженных свечей (1898). Этот вариант соборования в среднерусском регионе сохраняется до сих пор. О нем мне рассказывали жители Михайловского района Рязанской области: для таинства ломается на семь лучинок ветка троицкой березки; вместе с семью свечами березовые лучины ставятся в чашу с пшеном; зажигаются и свечи, и лучины, в иных случаях — одни свечи. Таинство совершает только священнослужитель. Примечательно, что по церковным правилам таинство соборования должно совершаться священниками, которых «числом должно быть семь»". Все эти меры — часть православного уклада жизни и азы ритуальной грамоты.

Итак, семь стрелецких свечей — это символ таинства соборования, которого Петр лишил стрельцов, прогнав патриарха Адриана, когда тот в утро стрелецкой казни, подняв икону Богородицы, явился в Преображенское.

Однако стрельцы достойно испили свою горькую чашу. Показав величайшую силу духа во время нестерпимых пыток, они и в последний смертный час с не меньшей нравственной силой выполняют принятый в народе и доживший до XX века ритуал прощания с белым светом и матерью-землей. Земля — лоно предков, последний приют бренного тела всех живших на ней. В традиционном русском обществе широко бытовало представление о том, что у каждого человека есть три матери: родная, крестная и мать-сыра земля. Еще во второй половине XIX века в обычае было «целование земли и клятва ею». Верили, что земля обладает силой карающей и исцеляющей. Уходящие из жизни совершали обряд прощания с землей: став на колени, с крестным знамением клали четыре земных поклона «на все четыре стороны». Этот момент и зафиксировал иноземец Корб, записавший, что стрельцы, осенив себя на четыре стороны света крестным знамением, перед кончиной закрывали себе лицо полотном (и сейчас у многих староверов принято не открывать лицо умершего после отпевания. Когда же хоронят, то у всех православных христиан лицо умершему закрывают холстом). Народный вариант прощания с белым светом в картине Сурикова представлен образом стрельца, что стоит на телеге. Кланяясь, он как бы совершает обряд последнего покаяния, испрашивая прощения у народа, ибо без покаяния и прощения душа умершего не может успокоиться и долго будет маяться.Тема смерти (два товарища — один уже испустил дух, а другой вот-вот испустит) в картине дана образами двух погасших свечей: старуха на переднем плане прижимает к голове погасшую свечу — сына больше нет... Свеча стрельца, которого уводят, брошена в грязь и гаснет... У двух других стрельцов преображенцы задувают свечи.

Погасшие свечи — это погасшие жизни. Подобная символика широко известна в народных бытовых поверьях. Например, во время венчания советовали наблюдать: если у кого-либо из молодых свеча погаснет, тот скоро умрет; у кого из вступающих в брак больше свечей сгорит во время венчания, тот быстрее умрет. Эта символика свечи как светоча жизни была важнейшей категорией традиционного уклада жизни. В картине Сурикова каждая свеча соответствует моментам жизни и смерти стрельцов.Суриков В.И. Жена чернобородого стрельца. Этюд. 1879

 Ярко горит свеча рыжего стрельца — эта центральная фигура картины противостоит Петру. Ох, не царственным делом был занят Петр Алексеевич тем октябрьским утром 1698 года, но еще более того — в день расправы над стрельцами 14 февраля 1699-го. В этой дате разгадка указа его дочери, императрицы Елизаветы, об отмене смертной казни на Руси... И пламя, и витая свеча рыжего стрельца, как и сам стрелец, предстоят завиткам луковицы большого левого купола храма Василия Блаженного. Каждой смертной стрелецкой свече соответствует своя глава собора.Но что есть купол храма для верующего человека? Это образ пламени свечи, сияющей к Небу, к Божиим праведникам, образ молитвенного горения к Богу. Не случайно деревенские деревянные церкви, столь живо отразившие национальную самобытность, украшались множеством главок-куполов. Двадцатью пятью свечками пламенели еще в XVII веке двадцать пять куполов храма Василия Блаженного, отстроенного Иваном Грозным по обету в честь стрелецких побед (горькая ирония истории!) над Казанью и Астраханью!

Примечательно, что идея молитвенного открытия души к Небу и Богу была воплощена в XVI веке знаком пламеневидной спиральной свастики, так напоминающей вихревидные движения во Вселенной. Интересно и то, что такая вихревидная спираль, стремительно движущаяся как бы в глубь Вселенной, к звездам, изображена на подкупольном своде шатрового Покровского придела храма Василия Блаженного.Чернобородый стрелец. Фрагмент картиныО небе и звездах, к которым полетят души стрельцов, напоминают их смертные свечи — на картине они воспроизводят абрис созвездия Большой Медведицы. Представления о падающих звездах как предвестницах смерти праведного человека на земле были в числе распространенных бытовых поверий.

Другая смысловая мотивировка ритуального кода, заложенного Суриковым в композиции картины, в широко известном веровании о душе в образе птицы. В реальной жизни птицы, по данным биологов, при перелете ориентируются на Большую Медведицу, Полярную звезду, созвездие Лебедя. Созвучно этому отмеченное в 1898 году представление дорогобужских крестьян (Смоленская губерния) о том, что Млечный Путь — дорога, по которой «восходят все умершие на небо». Местное название Млечного Пути — «Гусиная дорога», так как, по народным знаниям, Млечный Путь определяет направление перелета диких гусей и других птиц в теплые страны7. Млечный Путь как дорога, по которой души усопших следуют в рай, — это верование было достаточно распространено среди русских крестьян.

О древних представлениях, которые связывают души усопших с созвездием Большой Медведицы, говорят некоторые сказки южных славян, народов Европы (Дания), Центральной Азии, по сюжету которых семь братьев становятся семью золотыми звездами Плеяд8. Такие верования реконструируются и на базе мифо-поэтических представлений славян о карте звездного неба.

Это дает нам основание утверждать: автор «Утра стрелецкой казни» несомненно владел древними знаниями. Как подметил М. Волошин, «в творчестве и личности Василия Ивановича Сурикова русская жизнь осуществила изумительный парадокс: к нам в двадцатый век она привела художника, детство и юность которого прошли в XVI и XVII веке русской истории».

Полотно Сурикова обильно насыщено ритуально-семантическими образами. Но верно и то, что эта картина не исключение в творчестве великого художника. Свои тайны хранят и другие произведения мастера на исторические темы.

Примечания:

Кончаловская Н. Дар бесценный. М.. 1965. С. 96.

Корб И. Г. Дневник путешествия в Московию (1698 и 1699 гг.). СПб., 1906. С. 192-194.

Волошин М. Суриков. Публикация, вступительная статья и примечания В. Н. Петрова. Л., 1985. С. 59.

Евдокимов И. Суриков. М.—Л., 1940. С. 58.

Даль В. И. Пословицы русского народа. М., 1957. С. 928.

Полный православный богословский энциклопедический словарь. М., 1992. Т. I. С. 858.

Архив Российского этнографического музея. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1577. Л. 5.

Потанин Г. И. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. М., 1899. С. 68, 69, 81, 427 и др.

Волошин М. Лики творчества. Л.. 1989. С. 325.

Тульцева Л. Семь свечей «Утра стрелецкой казни»./ Людмила Тульцева.// Родина. – 1998. - № 2. – с. 84-87

50 художников. Суриков: Шедевры русской живописи. 2010 год, вып. 8./ автор текста Александр Панфилов. – М.: ООО «Де Агостини», 2010.

https://www.sites.google.com/site/aktinoia/gallery/russian_a...

Картина дня

наверх