В истории русской литературы любовь Осипа Мандельштама и Надежды Хазиной – самая трогательная и самая возвышенная, хотя было у них всякое – его увлечения другими женщинами, ее готовность бросить все и уйти. Но когда жизнь поворачивалась к ним своим страшным, злым лицом, они бросались спасать друг друга, забывая о себе.Безумно сошлись
Надежда Хазина. Киев, 1910-е годы
Надежда Мандельштам не очень любила вспоминать первые девятнадцать лет своей жизни — для большинства читателей ее биография начинается со дня встречи с поэтом. Между тем детство и юность Надежды Яковлевны Хазиной были весьма насыщены событиями. Родилась она в Саратове в семье крещеного еврея. Потом Хазины переехали в Киев, где девочка получила гимназическое образование. Революция застала ее студенткой юридического факультета Киевского университета Святого Владимира, однако настоящим увлечением Надежды Хазиной в это время стала живопись. Она поступила в художественную студию одной из великих «амазонок русского авангарда» Александры Экстер и вместе со своими товарищами участвовала в оформлении спектакля по пьесе Лопе де Веги «Фуэнте Овехуна» («Овечий источник»). Постановку осуществил режиссер Константин Марджанов (Котэ Марджанишвили).
После встречи с Мандельштамом Надежда Яковлевна почти забросила занятия живописью. Однако в 1958 году она не без гордости писала художнику Роберту Фальку: «Нужен ли профессиональный разговор? — я им владею, но не в этом дело. Живопись, как и всякое искусство, — это высшее выражение себя в отношении к времени и людям».
Они встретились в Киеве, в веселом мае 1919 года, в богемном клубе «Хлам», переделанном из подвала гостиницы. Мандельштам вошел и сразу приметил худенькую, глазастую девушку. Наде было 19 лет, она считала себя художницей. Осип читал стихи – а в те годы он читал стихи везде и всюду – и смотрел только на нее. Позже они поднялись в номер Мандельштама. Вот как это описала в своей книге сама Надежда. «По вечерам мы собирались в „Хламе“ — ночном клубе художников, литераторов, артистов, музыкантов. „Хлам“ помещался в подвале главной гостиницы города, куда поселили приехавших из Харькова правителей второго и третьего ранга. Мандельштаму удалось пристроиться в их поезде, и ему по недоразумению отвели отличный номер в той же гостинице. В первый же вечер он появился в „Хламе“, и мы легко и бездумно сошлись. Своей датой мы считали первое мая девятнадцатого года, хотя потом нам пришлось жить в разлуке полтора года. В тот период мы и не чувствовали себя связанными, но уже тогда в нас обоих проявились два свойства, сохранившиеся на всю жизнь: легкость и сознание обреченности».
Как-то сразу стало понятно, что это навсегда. Утром купили на подворье Михайловского монастыря два дешевеньких кольца. Надя повесила свое на цепочку, Осип спрятал свое в карман. Мандельштам не мог оставаться в Киеве, после ухода большевиков для него это было опасно, и он уехал, но сказал Наде, что обязательно вернется за ней. Мандельштам спешно покинул Киев в конце августа — начале сентября 1919 года. А 5 декабря он в любовной тоске писал Надежде Хазиной из Феодосии:
«Молю Бога, чтобы ты услышала, что я скажу: детка моя, я без тебя не могу и не хочу, ты вся моя радость, ты родная моя, это для меня просто как Божий день. Ты мне сделалась до того родной, что все время я говорю с тобой, зову тебя, жалуюсь тебе. <…>
Надюша! Если бы сейчас ты объявилась здесь — я бы от радости заплакал. Звереныш мой, прости меня! Дай лобик твой поцеловать — выпуклый детский лобик! Дочка моя, сестра моя, я улыбаюсь твоей улыбкой и голос твой слышу в тишине. <…>
<…> Не могу себе простить, что уехал без тебя. До свиданья, друг! Да хранит тебя Бог! Детка моя! До свиданья!
Твой О. М.: „уродец“»
Надежда Хазина. 1920 год
Юг России в те годы лихорадило; в своих скитаниях поэт два раза был арестован – в Феодосии врангелевцами (вызволил его оттуда Волошин) и в Батуми. Добравшись до Петербурга, Осип с головой окунулся в жизнь литературной богемы, но глазастая художница не выходила у него из головы. В 1921 году он вернулся за ней в Киев.
Осип Мандельштам. 1923 год
Они были безумно влюблены друг в друга. В мемуарах о том времени часто можно встретить что-то вроде: « а потом пришла влюбленная пара, Осип и Надя».
Мужской костюм
Петербургские знакомые вспоминают, как Мандельштам привел к ним знакомиться Надю, закрывая шляпой прореху на своих штанах (у всех гениальных поэтов того времени в гардеробе были всего одни брюки).
— Ни в коем случае! - запротестовала Надя. – Он тогда поймет, что это можно зашивать!
И каким-то чудом она была прекрасной хозяйкой. «Кто бы мог подумать!», — поражался Осип, уплетая ее пирожки.
Надя первой в Петербурге начала носить мужской костюм, задолго до Марлен Дитрих.
Вот как описывает Ирина Одоевцева в книге «На берегах Невы» (1988) со слов Иванова Надежду Мандельштам чрезвычайно доброжелательно, хотя и не без мягкой иронии:
«Дверь открывается. Но в комнату входит не жена Мандельштама, а молодой человек. В коричневом костюме. Коротко остриженный. С папиросой в зубах. Он решительно и быстро подходит к Георгию Иванову и протягивает ему руку.
— Здравствуйте, Жорж! Я вас сразу узнала. Ося вас правильно описал — блестящий санктпетербуржец.
Георгий Иванов смотрит на нее растерянно, не зная, можно ли поцеловать протянутую руку.
Он еще никогда не видел женщин в мужском костюме. В те дни это было совершенно немыслимо. Только через много лет Марлен Дитрих ввела моду на мужские костюмы. Но, оказывается, первой женщиной в штанах была не она, а жена Мандельштама. Не Марлен Дитрих, а Надежда Мандельштам произвела революцию в женском гардеробе. Но, не в пример Марлен Дитрих, славы это ей не принесло».
Надежда коротко стриглась, презирала моду, а еще была невероятно умной – позже, в войну, она легко сдаст выпускные экзамены филологического факультета в Ташкенте. Осипа это иногда раздражало, он предлагал:
Дай телеграмму в Китай китайцам: «Очень умная тчк. Даю советы тчк. Согласна приехать тчк.
Они жили, почти не расставаясь, разве что Надежда уезжала в Ялту, когда обострился туберкулез. Жили бедно: Надя зарабатывала редактированием чужих текстов, Мандельштам – переводами. Он пробовал добывать деньги литературным трудом, но во всех издательствах его расхваливали, а договоров почти не заключали.
Беззащитная принцесса
Как почти все поэты, Осип был увлекающимся, и однажды привел в дом свою старую знакомую, Ольгу Ваксель: красавицу с капризным и одухотворенным лицом, которую все называли Лютиком. Стриженная, измотанная болезнью Надя внешне сильно уступала Лютику: беспечной, увлекающейся, изящной. Даже Ахматова, скупая на похвалу, называла Лютика признанной красавицей. Надежда Яковлевна называла Лютика «беззащитной принцессой, заблудившейся в жизни», а Лютик ценила Надю как добрую, хотя и «прозаическую» женщину.
Ольга Ваксель
Есть две версии воздушного романа Мандельштама с Лютиком. По одной – он сходил с ума по женщине, которая отказывалась «брать чужое». После безумной сцене в «Англетере», где он плакал, стоял на коленях и умолял его пожалеть, гордая красавица ушла и отказалась видеться с Мандельштамами.
По другой – треугольник распался после того, как в гости к Мандельштамам зашел отец Осипа. Он увидел, как сын сидит между больной женой и цветущей Ольгой и выдал такую сомнительную шутку: «Вот хорошо, Ося, если Надя умрет, у тебя будет Лютик». Вскоре после этого Надя написала прощальную записку, собрала чемодан. Они встретились с Осипом в дверях – после этого он отказался от всех встреч с Ваксель.
Мы живём, под собою не чуя страны
В 1934 году Осип Эмильевич написал свое знаменитые антисталинские стихи: «мы живем, под собою не чуя страны». Нашелся доносчик – Мандельштама арестовали и отправили в ссылку в Воронеж.
Осип Мандельштам после ареста. 17 мая 1934 года. Центральный архив ФСБ России
Надежда Яковлевна поехала за ним. Они делили на двоих нищету, голод, трудности. Каждые несколько месяцев она ездила в Москву и там ходила по чиновничьим кабинетам, пытаясь добиться смягчения наказания для мужа.
Фрагмент групповой фотографии. Осип и Надежда Мандельштам перед отъездом из Воронежа. 1937 год
Срок ссылки кончился в 1937 году. Супруги вернулись в Москву, но вскоре поэта снова арестовали. Свое последнее письмо он написал из пересыльного лагеря из Владивостока:
Он не успел получить ответ:
«Ося, родной, далекий друг! Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернешься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память. <..> Жизнь долга. Как долго и трудно погибать одному — одной. Для нас ли неразлучных — эта участь? Мы ли — щенята, дети, — ты ли — ангел — ее заслужил? И дальше идет все. Я не знаю ничего. Но я знаю все, и каждый день твой и час, как в бреду, — мне очевиден и ясен. <...>
Знаешь ли, как люблю? Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе... Ты всегда со мной, и я — дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, — я плачу, я плачу, я плачу.
Это я — Надя. Где ты? Прощай. Надя. 22 октября, 1938 г».
Это письмо датируется 22 октября 1938 года. До настоящей, фактической смерти поэта оставалось еще чуть больше двух месяцев — Мандельштам умер 27 декабря 1938 в пересыльном лагере во Владивостоке.
Дружба с Ахматовой стала вторым важнейшим событием в жизни Надежды Яковлевны после встречи и союза с Мандельштамом. 27 декабря 1963 года, в день двадцатипятилетия со дня смерти Осипа Эмильевича, Ахматова писала его вдове:
«Думали ли мы с Вами, что доживем до сегодняшнего Дня — Дня слез и Славы».
Надежда Яковлевна отвечала:
«Понимает ли мой старый друг Анна Андреевна, Ануш, Аничка, Анюта, что без ее дружбы я никогда не дожила бы до этой печальной и хорошей годовщины — двадцатипятилетия. Конечно, понимает. Ведь все было так наглядно.
В этой жизни меня удержала только вера в Вас и в Осю. В поэзию и в ее таинственную силу».
Не только прозаический «Шум времени», но и большинство стихотворений позднего Мандельштама были записаны Надеждой Яковлевной под его диктовку. После этого поэт просматривал их и иногда вносил поправки. А некоторые мандельштамовские тексты, например его крамольную «Четвертую прозу» (1929–1930), Надежда Яковлевна выучила наизусть, поскольку хранить записанный текст дома Мандельштамы не решались.
С февраля 1939 года Надежда Яковлевна была уже твердо уверена в том, что Мандельштам умер в лагере. Отныне едва ли не единственным смыслом ее существования стало сбережение неопубликованных произведений мужа.
Михаил Поливанов вспоминал: «Стихи и прозу она твердила наизусть, не доверяя своим тайным хранениям, а некоторые — как стихотворение о Сталине, но не только его — не смея даже записать» . Поэтому не должны удивлять панические строки из письма Надежды Яковлевны к близкому другу семьи Борису Кузину от 14 января 1940 года: «Борис, я начинаю забывать стихи. Последние дни я их как раз вспоминала. Очень мучительно. А некоторых я не могу вспомнить. И счет не сходится — нескольких просто не хватает — выпали» .
Только после издания в 1964 году двух томов американского собрания сочинений Мандельштама под редакцией Глеба Струве и Бориса Филиппова Надежда Яковлевна смогла вздохнуть относительно спокойно. Казавшаяся ей почти безнадежной миссия была вопреки всему выполнена — поздние мандельштамовские произведения обрели наконец читателя, и с этим уже никто ничего и никогда не смог бы поделать.
Надежда Яковлевна умерла в 1980 году. Двадцать лет она петляла по огромной стране, меняя захолустные города, и терпеливо ждала часа, когда можно будет достать из тайника и опубликовать стихи Мандельштама. Как написал потом Бродский, ей удалось переупрямить время и совершить невозможное, сохранить стихи мужа.
«В сущности, никому не могла я признаться, что не живу, а просто жду, затаившись, когда я снова стану собой и смогу открыто сказать, чего я ждала и что хранила...».
Ее вела и грела вера в то, что после смерти она обязательно встретится с мужем. Она часто так и говорила: «вот, когда мы встретимся с Оськой».
Надежда Мандельштам. 1979 год
«Вторая книга», впервые вышедшая в Париже в 1972 году в издательстве YМСА-Press. На Западе оба тома мемуаров Надежды Яковлевны имели и имеют едва ли не больший успех, чем мандельштамовские стихи, что понятно: прозу переводить и понимать гораздо проще, чем поэзию, тем более поэзию Мандельштама. Свидетельством огромной популярности «Второй книги», кроме многочисленных переводов на разные языки, может послужить и то обстоятельство, что уже при жизни Надежды Яковлевны она была переиздана тем же YМСА-Press в 1978 году. Юрий Табак рассказывает: «Бесконечно работоспособная Надежда Яковлевна, получив напечатанные в Париже воспоминания, легла в постель и заявила, что свой долг выполнила и хочет „к Оське“. С тех пор и до самой смерти она почти не вставала с кровати»
https://www.goodhouse.ru/stars/zvezdnye-istorii/russkaya-lyu...
Свежие комментарии