Путешествие в Вагнер-ленд

«Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наёмников твоих.» Евангелие от Луки, глава 15, 15:18-15:19Вообще, ЧВК «Вагнер» – это, конечно, уникальное явление и яркий феномен войны на Украине. Этот раскалённый русский метеорит с немецким названием яростно пролетел по небу СВО и упал также стремительно, как и самолёт вместе с «Девятым» и «Первым», руководителями ЧВК.

Народ у нас зачастую любит бунтовщиков, а власть зачастую не любит. «Первый» войдёт в историю и мифы нашего народа современным Пугачёвым, русским Робин Гудом. Своеобразным таким, конечно. Урка, ставший бизнесменом, а на войне – народным героем. С мрачным бэкграундом, имея отталкивающий образ, он завоевал симпатию народа и создал целую субкультуру воинского братства. Тёмный конкистадор, воюющий за светлую сторону. Русский, безусловно, русский.

Вагнера заслуженно приобрели бешеную популярность. Это несмотря на то, что вагнеров пытались замолчать, на телевидении на них всегда стоял блок. Ситуация доходила до абсурда, когда в репортажах топовых военных журналистов на государственных каналах тщательно вырезалась любое упоминании музыкантов. Вот выходит на госканале репортаж о боях за Бахмут. А кто берёт Бахмут непонятно, какие-то безымянные русские солдаты.

Так вот, что хочется по этому поводу сказать. Вагнер. Вагнер. Вагнер. Музыканты, оркестранты, чэвэкашники, вагнера. Пригожин. Пригожин. Пригожин. (Уткин. Уткин. Уткин). Кровь. Родина. Честь. Справедливость!

Моё личное знакомство с вагнерами состоялось в начале 2023-го, когда они при ротации внезапно и неожиданно, за считанные недели взяли Соледар в разы меньшими силами, чем удерживающие город. С «музыкальной» пресс-службой мы быстро установили контакт и отлично с ней взаимодействовали. В отличие, от Минобороны, где журналистов избегали, а если и работали с ними, то бюрократия доходила до абсурда.
Если ты никого не знал в МО, бесполезно было звонить по указанным на сайте телефонам – там не было занято, но их просто не поднимали.
Бесполезно слать письма и на e:mail – они всегда оставались без ответа. Чтобы попасть в журналистский пул МО и выехать снять фронтовой репортаж, нужно пройти сложную процедуру разрешений, а отсняв материал, ты должен отправить его чуть ли не в четыре инстанции, так как никто не хотел брать ответственность в случае если кому-то из вышестоящих лиц твой репортаж по какой-то надуманной и самой тупой причине не понравится.
И, когда твой реп становился уже абсолютно неактуальным, ты наконец-то получал разрешение на его публикацию. Или не получал, могли ведь и наложить эмбарго – это модное слово, часто используемое в журналистских пропагандистских кулуарах.

База Вагнеров, куда приезжали журналисты и откуда их развозили на локации, располагалась в Первомайске, ЛНР – теперь можно раскрыть эту секретную информацию. Договаривались о поездке заранее, но подтверждение получали накануне по телеграмм-контакту человека на месте. Кто знал дорогу, приезжал непосредственно на базу, кто нет – тому назначали встречу либо в центре у памятника Ленина, либо на нерабочей заправке на окраине.

Забивались в основном на 09:00, тогда fpv-дроны не получили ещё широкого распространения, и на объект возможно было заезжать при дневном свете. Смотря, конечно, какой это был объект. Помимо дронов существовали ведь и другие напасти, такие как, например, плотный артиллерийский огонь. Из-за него в Бахмут мы попали чуть ли не с третьего или четвёртого раза, всегда разворачивались.

Так как сами мы располагались в другой, соседней, народной республике, то чтобы попасть из Донецка в Первомайск к назначенному времени, вставать приходилось рано. Это сейчас дорога в Первомайск мне хорошо знакома, и, кстати, она теперь хорошо заасфальтирована – добраться по ней из Донецка можно вполне за два с половиной часа. А я помню, чтобы в первый раз попасть в гости к музыкантом, мне пришлось встать в 4 утра зимой, а приехал я только, когда рассвело.

После того, как на доске войны появились американские хаймарсы, которые сразу стали наносить удары по нашим тыловым складам, мобильный инет в ЛНР вырубили, поэтому мне пришлось ориентироваться не по навигатору, а по указателям и по карте. Когда из хорошо знакомого ДНР ты выезжал в плохо известное ЛНР, после Перевальска, нужно свернуть с луганской трассы в Алчевск.

Примечательно, что у Алчевска по дороге к вагнерам ты проезжал место, где убили Мозгового, легенду Русской Весны –2014. За Мозговым закрепилась слава народного героя, ратующего за справедливость и ругавшего только что установившуюся в ЛНР власть. И ходили слухи, что ликвидировали Мозгового по приказу сверху вагнера. Но вот ирония судьбы – как только уже руководитель ЧВК стал топ-звездой СВО и народным героем, он тоже стал требовать справедливости, ругая вышестоящих. И он тоже погиб при странных обстоятельствах. Справедливость вообще, это очень опасная штука.

Я хорошо помню как ехал к музыкантам в первый раз. Было ещё темно в Алчевске, когда я его проезжал. Шёл мелкий снег, мои фары и чужие, стоящие тёмными истуканами навытяжку городские фонари выхватывали на свет идущих по улице или стоящих на остановке людей. Они тоже проснулись рано и наверное, как и я, пребывали в состоянии тревожной экзистенция, так как они тоже не выспались и титаны сна ещё держали щупальцами их ватные ноги, а им нужно было работать в «дикую», самую первую смену.

Потом ты проезжал бенефициара всех прерванных в этом городе сновидений – Алчевский металлургический комбинат. Это индустриальная фантасмагория, своим видом внушала сильное волнение. Видя, как с горизонта на тебя надвигается это чудовище, ты всегда испытываешь трепет, сродни религиозному. Комбинат долгое время убивали на Украине, и, в конце концов, умертвили, но недавно этого советского монстра стали оживлять.

Туннель под комбинатом, через который идёт главная дорога, в последствии мы проезжали не раз, и не два, и не три – много раз проезжали. Это своеобразный портал, чтобы попасть к музыкантам в Первомайск. После него надо было свернуть направо и ехать по прямой. Потом будет Брянка и Стаханов — город, названный в честь того самого отмороженного героя соцтруда – на Донбассе и мир, и война протекают на человеческом пределе. Потом уже Ирмино, а после, собственно, и Первомайск – первый раз я добирался до него долго, в предутренней темноте, постоянно останавливаясь и сверяясь с картой.

Въезжал ты в Первомайск, когда уже рассвело. Вагнера располагались на какой-то старой советской промышленной базе – тут ничего удивительного, старые промышленные здания – привычное место обитания всех военных. Возле базы и внутри её росли густые ёлки – на промышленных предприятиях всего Советского Союза, не только Украины, принято было сажать ели, а также устанавливать бюсты или памятники Ленина – Ильич на базе тоже имелся.

Соблюдая меры предосторожности, ты парковался под елями и шёл на проходную и докладывал, такой-то – такой-то к такому-то – такому-то прибыл. Когда меня привозил Раллист, он никогда машину не оставлял, он, вообще, опасался долго находиться возле любых промышленных объектов в зоне СВО, вполне обосновано предполагая, что по базе рано или поздно нанесут удар. Раллист очень осторожный, выгрузив меня, он отъезжал в город. Честно говоря, мне тоже приходили на ум тревожные мысли – когда много сторонних человек знают о каком-нибудь секретном объекте, рано или поздно умышленно или по неуму происходит утечка или слив, и прилетают ракеты.

Пройдя вахту, ты поворачивал налево, и шёл по бородке к небольшому двухэтажному зданию из белого кирпича, и в него заходил. В холле у стены стоял ряд стульев и находился занавешенный тканью вход в другие помещения. Все окна были, как и положено на военных объектах, задрапированы, солнечный свет в здание не проникал. На стене бросался в глаза старый советский плакат «Ни шагу назад!» с текстом знаменитого сталинского приказа N227 от 27 июля 1942 года – как известно, оркестранты не отступают и никогда не сдаются.

Дежурный предлагал тебе чай или кофе. Причём предлагал всегда – видимо так было заведено. На столике в холле стоял термопот с горячей водой, пакетики с чаем, банка с нескафе, пластиковые стаканчики с палочками и печенье. Ты садился у стены пил чай (или кофе) и ожидал, когда тебе распределят сопровождающих. Сопровождающие менялись – тут, я думаю, имела место своя внутрення политика, чтобы между журналистами и вагнерами не устанавливались постоянные и личные связи. Я спросил первого своего сопровождающего – угрюмого худощавого брюнета с острыми чертами лица, как к нему обращаться. Он ответил: Никак. Мне вспомнился ответ хитроумного Одиссея, который, попав к циклопу Полифему, представился подобным образом – меня зовут Никто, сказал хитрый и умный древнегреческий герой, и это ему в дальнейшем помогло от циклопа сбежать. Да и одиссея с вагнерами была та ещё. Кстати, «циклоп» на расположении тоже имелся – тогда же, при посещении в первый раз базы вагнеров, раздавал наряды поджарый самого что ни на есть брутального вида одноглазый мужик в мультикаме. Он не носил повязки, одна глазница у него была грубо зашита. И надо думать, что это была не бытовая травма.

Все сопровождающие, скорее всего, работали в музыкальной контрразведке – такой вывод я сделал из того, как с Никак общались на блок-постах. Он ещё внушительную корочку показывал. Ещё заметил в ту поездку (на окраины Соледара), что Никак много курил и много пил энергетиков. Я это запомнил, и когда в другой раз встретил его в «офисе» Конторы, без какого-то умысла, а только из расположения подогнал ему упаковку таких же энергетиков, которые он пил. У меня в машине всегда есть подгоны для бойцов, я всегда вожу презенты солдатам. Чего и всем советую.

Но вообще-то, музыкантам подарки принимать запрещено – это тоже является частью внутренней политики. И никакую гуманитарку им нельзя принимать. Хотя, бывало, они сами что-то просили.

Например, когда мы добрались до окраин Бахмута, паренёк-вагнеровец с позывным Экзамен попросил у меня активные наушники. Позывной я хорошо помню, так как его записал, чтобы при случае обойдя препоны вагнеровской политики как-нибудь ему передать уши. Я бы, конечно, без сомнений отдал бы свои, но не мог, это был подарок от Вала, спецназовца с криминальным прошлым, моего донецкого друга. Но я пообещал при случае подвезти или передать.

Тогда мы были с Толстолобом – это крупный, как бык, рыжий мужик с бородой. Он отвечал за аэроразведку и корректировку с помощью БПЛА. Он должен нас сопровождать в Бахмут, но дорога ведущая в сам город сильно обстреливалась, пришлось экскурсию снова отложить.

Толстолоб попросил бинокль с сеткой, со шкалой тысячных и гоупрошку, – названия этих предметов тоже хранятся в моих черновиках. Я всё записываю, человек я немолодой, и память моя уже не та. Так как в Бахмут нам и тогда не получилось пробраться, мы вернулись в Попасную, и Толстолоб подогнал для нашего канала несколько эпичных видосов с мавика, которые недавно сняла его команда.

На одном из них водитель бронетранспортёра МТ-ЛБ – в просторечье «мотолыги» (простая советская чудо-машина) – совершает чудеса отваги и выдержки. Под мощным обстрелом вагнеровец эвакуирует бойцов из города. По уходящей мотолыге с незавидным для её водителя постоянством в...бывает украинский танк. Снаряды рвутся сзади, впереди и по сторонам. Но, мотолыга выходит из зоны обстрела. Как мне рассказали вагнера, водитель мотолыги знаменит в их кругах. Он отличался полной безбашенностью, и на представленном видео был не первый и не последный его опасный рейд.

– Молодец, уходи, уходи, братан, бля! – оператор за кадром не мог сдержать эмоций, переживая. От такого накала эмоций и у меня по спине пробежали тысяченогие мурашки.

На другом видео нацики пытались уйти уже от нашего обстрела, но это им не удалось, так как корректировку вёл сам Толстолоб – я узнал его голос.
– Наблюдаю две бэхи! На отдаление двести…ы-ы…пикап! Да! Пикап! Даю точку сейчас, точку бэх, секунду!..
Нацики недавно организовали контрнаступление, они хотели отбить дорогу. Но не задалось. На одну бэху стремительно влетел огонёк и она вспыхнула от взрыва.
– …Есть попадание!! Есть видео-фиксация!

Толстолоб говорил взволнованно, с придыханием, как будто только что пробежал пол-километра. Он волновался и наводил очень эмоционально. Война – это всегда волнения и эмоции. Тут всё доходит до предела.
– Вижу движение вражеской пехоты! Им навстречу движется пикап! Сейчас дам точку вражеской пехоты!!Полтора десятка муравьиных фигурок отступало цепью по дороге наверх.
– Есть попадание! Есть попадание по вражеской пехоте!!
Тут взметнутся белый дымок и человечки рассыпались, как кегли в боулинге.
– К ним едут пикапы в количестве ы-ы-ы, – Толстолоб сжал зубы от напряжения, – пяти, пяти штук! Они собираются эвакуироваться!!
– Там не пять, там их больше! – поправил другой голос.
– Восемь! Восемь вражеских пикапов! Кладите всем чем можно! Даю точку!!
На экране разыгрывался остросюжетный триллер. Бах! Бах! Бах! – благодаря усилиям Толстолоба и вагнеровской артиллерии, контратака неонацистов была сорвана.

Бинокль с тысячной шкалой оказался в Донецке дефицитом, но гоупроха у меня дома лишняя была, а активные наушники я приобрёл и теперь всегда ложил в свой рюкзак, отправляясь к музыкантам, чтобы передать их при возможности. В итоге, Экзамену уши не дошли, больше с ним я не сталкивался. Наушники я подарил Корню, парню из 10-ки, вагнеровского подразделения, с ним в итоге я и прошёлся по освобождённому центру Бахмута, в то время как ещё в крайнем, западном квартале шли бои. Ещё с нами ходил Лавр – небольшого роста, щуплый, но очень подвижный офицер – ему в подарок достался фирменный нож от нашего журналистского проекта.Раскрывать себя музыкантом запрещено, кроме отдельных медийных исключений. Но кто такой Корень я уже знал, так как мой донецкий друг Вал служил с ним в спецназе и узнал его в прошлом нашем репортаже по голосу. Лавр тоже немного приоткрыл завесу своей личности – когда мы зашли в один подъезд обгоревшей девятиэтажки, он попросил меня сфоткать как он в полном обмундировании, в маске-каске с автоматом, звонит в какую-то квартиру с определённым номером – по-видимому, это так располагались и его квартира в мирной жизни.
Фотка потом ему не передавалась с телефона на телефон, у меня айфон всё никак не мог подружится с его андроидом ни через блютуз, ни через вайфай, поэтому он продиктовал мне телефонный номер, как я понял, его жены и попросил отправить, я обещал всё удалить.

Лицом и спикером моего репортажа стал Корень, он весьма живо рассказывал про обстановку в Бахмуте и бодро отвечал на вопросы, даже позировал – в одном дворе он сорвал тюльпан с клумбы и вложил цветок в петличку своего бронежилета. А под конец нашей экскурсии по разрушенному, сожжённому и пустому городу разразился пафосным спичем на тему отношений с когда-то близким украинским народом, и так разошёлся, что его невозможно было остановить.
– Снимай, – сказал он нашему оператору, когда мы подошли к уличному указателю.
– Это была улица Незалежности, а теперь она будет – Независимости! – Корень стал вырывать указатель, потом начал его расшатывать, чтобы вырвать, украинская незалежность долго и упорно упиралась и сопротивлялась, переименование, как, в принципе, и само СВО, затянулось, но в конце концов, указатель зазвенел, выдернутый из земли и брошенным на тротуар.
– Йоху! Вагнер – сила! – прокричал Корень, показывая на камеру джамбу.
Отлично, снято. Война – это всегда эмоции.
Эта сцена в репортаж не вошла.

«Это уже слишком» – написала мне зам. по работе с прессой у вагнеров, когда я с ней согласовывал свой спецреп.
«Потом в какой-нибудь свой фильм включите», – добавила она, действительно не пропадать же материалу.
Ну вот, включаю.Так вот, выяснилось, что Лавр знал Толстолоба, он набрал его по рации, и когда мы заехали в Попасную, тот прислал своего человека за гоупрошкой – так удалось обойти вагнеровские препоны.

Ещё немного географии тех мест. Попасная – первый мёртвый город за Первомайском. За Попасную долго шли бои. Долго здесь стоял комбайн войны и молотил на месте, собирая урожай для элеватора смерти. И дальше продвигались вагнера не сказать, что быстро, медленно продвигались, но верно – с Попасной в сторону Бахмута-Соледара-Часов Яра начиналась Wagner-Land, выжженная земля.
Мёртвая, мёртвая и тусклая пастораль за окном. Сменяют друг друга развалины домов, покосившиеся заборы, ворота изрешечённые брызгами осколков и пуль, крыши домов почти все в решето, неубранные, жухлые поля, покорёженные и истлевшие истуканы сгоревшей техники на обочинах. Меня как-то поразил вид неубранных, мёртвых подсолнухов. Чёрные головешки надломаны, поникли чёрные головы.

В первый раз, по дороге в Соледар мы заехали в один мёртвый посёлок на передержку. Мы спустились в подвал – в мёртвых населённых пунктах Вагнер-лэнда, да и во всей околофронтовой зоне, живут ниже уровня земли. Подвалы оборудуют, тащат всякую утварь с домов наверху, стелят ковры оборудуют лежаки, кровати. Точно также и мы будучи детьми и подростками конца 80-х, устраивали в подвалах домов, где жили с родителями, штаб, таща туда нужное и ненужное. Обычных развлечений во дворе нам было мало и в подвале мы играли в карты, курили, а кто повзрослее – даже выпивали – родом я из последнего, потерянного поколения СССР. Мы устанавливали свои меры безопасности и системы оповещения – натянутые растяжки из банок звенели, когда в наш подвал кто-то входил из чужих.

И теперь, когда ты существенно, на тридцать пять с лихвой лет, повзрослел, оброс за всё прожитое время грехами и щетиной, ты опять возвратился в свой подвал, несколько преображённый и расширенный, в подвал твоего мрачного будущего. И здесь ты тоже встречаешь детей – в том подвале, пока мы ждали распоряжений, в коридоре спал совсем уж юный вагнеровец, и на его гладкое лицо, как на картинах Рембрандта, падал луч света. В Вагнер-ленде служили люди разных возрастов, и если вспомнить одну знаменитую картину голландского живописца, отцы блуждали не менее, чем блудные сыновья, – все вместе они играли в одну игру, и не только отцы, но и дети находились на пороге перед чёрной темнотой смерти. Несмотря на явленное мне художественное откровение, я постеснялся сфотографировать спящего с лучом света на лице, и теперь его образ хранит не архив моего жёсткого диска, а моя память, и сейчас я, как энтомолог-филателист, осторожно вкладывающий бабочку в свой альбом, переношу его на эти страницы. Зато у меня с того подвала есть фото кошки, она вытянулась на плюшевом кресле, к которому прислонены тубусы РПГ.

Парень безмятежно спал, луч падал на его юное лицо, пока мимо него ходили взад-вперёд и шла работа – в подвале находилась не только вагнеровская располага, но и оперативный штаб. В одной комнатке командир, тоже небольшого возраста, но большого роста молодой человек со стриженой головой, оживлённо матерился по рации.
– …Так, бл..., берёшь всех их, бэка и пи...ешь туда!…

Получив добро, перед тем как двинуться дальше, мы хорошенько выссались – нужное дело. Тебя ничего не должно стеснять, если попадёшь в неприятную ситуацию. Потом мы одели броники и пересели в другую машину.Кто ещё запомнился из вагнеров?
Запомнился Внук – небольшой парень, чёрный, с причёской аля-ирокез и небольшой косичкой, а также азиатским прищуром, говорящим о его хозяине, что он смешанных кровей. Внук тоже сопровождал нас в одну из весенних поездок в Бахмут.

Он вышел из-за занавески в трениках, в шлёпках и футболке, обтягивающей небольшое пузо, и мы в ожидании дальнейших распоряжений сидели на ступеньках входа, пили чай, курили и болтали, щурясь от весеннего солнца и греясь на нём, как два кота.
– Вот мы так же сидели на ступеньках, а по нам танк уе...л вот прямо как в эту стену, – Внук показал рукой куда,
– Все в россыпь, а я сразу блевать от контузии. Но повезло, все живы остались, только 300-е.
Танк – одно из страшных оружий на войне. Потому что снаряд летит на сверх звуковой скорости и выстрела ты не услышишь, соответсвенно, лечь, припасть к земле или прыгнуть в укрытие ты не успеешь. Только сразу, по факту, ощутишь на свой шкуре прилёт.

Когда гулял с вагнерами зимой по Благодатному – недавно освобождённому селу за Соледаром по дороге на Бахмут – я увидел жертву танкового выстрела.
Это был наш солдат, вагнеровец, точнее, то, что о него осталось – распоротая до костей туша, заморожённый ком мяса и ткани. Человеческая туша лежала на середине дороги, по которой мы шли, лежал, как сказали, ещё с вчера, эвакуационная команда, в обязанности которой входил и вывоз трупов, его ещё не забрала.
Его словил блуждающий укpoповский танк, который появился на соседней возвышенности и стрельнул по дороге. Бои шли в соседнем селе, дальше по дороге на Бахмут. В нескольких километрах от нас была слышна стрелкотня.

– …О, а этот не успел! – вагнера-офицеры, которых мы встретили в Благодатном, хрипло загоготали. Выглядели они как расхристаные колхозники после рабочей смены. Старший, чёрноволосый, в армейском бушлате с поднятым меховым воротником показал мне ещё сгоревшую ВСУшную технику – «сожгли её бла-го-по-луч-но», – обыграл он название населённого пункта, в боях за которой участвовало его подразделение. Само же Благодатное представляло собой антоним своему названию, фронт, пройдя через село, – представим его накатывающей волной – всё переворошил, покоцал осколками все дома, проломил крыши и погнул заборы. Всех жителей кто оставался эвакуировали, только безмозглые куры в некоторых дворах как ни в чём не бывало вертели краснопёрыми головами и клевали землю.

Экскурсоводом по Благодатному и «говорящей головой» был назначен Допуск – это высокий вагнеровец лет 30 с еле заметным грассирующим выговором. Изредка подключался к разговору его товарищ в кепке с мрачным взглядом под густыми и смоляными, как у ворона, бровями. И ещё сопровождали нас шесть человек из группы эвакуации с красными перчатками на руках, такая у нас сложилась зловещая команда.
Допуск довольно живо и бодро разговаривал, и его спич носил ярко выраженный рекламный характер частной компании, в которой он служил. Ведь это была ЧВК «Вагнер», для которого не существует преград.
– …Если нам поставили задачу – мы её выполняем несмотря ни на что, – говорил Допуск,
– ЧВК «Вагнер» действуют слаженно, ведь командование просто отличное у нас. Мы движемся только вперёд.

Самый распространённый оборот в его речи был «несмотря ни на что». Также в течение всей прогулки Допуск раз десять повторил, что местные встречали их со слезами на глазах. Ещё они добровольно под расписку отдавали свой личный транспорт.

– …встречали нас со слезами на глазах. Говорят, что все очень ждали нас, ждали когда придёт армия. Пришло ЧВК Вагнер и всех спасло… – сначала мы ехали по Соледару средь разрушенных домов, медленно появляющихся и вращающихся за окном в молочном тумане холодного февраля. Их вид как-то по особенному был способен вызвать немой ужас и нагнать беспредельную тоску. Доехав до взорванного моста, мы остановились на пустыре, вышли и дальше по территории смерти передвигались уже пешком.
– Вот противник мосты уничтожает, пытается не давать нам пройти, но сейчас мы построим переправу, наведём понтоны.
– Тоже ЧВК «Вагнер» построит? – подыграл я.
– Да-а! ЧВК «Вагнер». Мы всё делаем.

Как можно понять, у этой частной компании была весьма разнообразная сфера деятельности. «Вагнер» ещё и строил мосты.Позже мы пообщались неформально, и я немного узнал о Допуске. Служил он всего 4 месяца, а до этого вообще не служил, даже в армии. Но пошёл по каким-то своим причинам в вагнера, и быстро проявил здесь недюжинные способности. Этого он, конечно, сам о себе говорить не стал по скромности, но у Допуска на шее вместо АК висела нескромная и модная натовская штурмовая винтовка FN SCAR. Явно же он эту дорогую вещь не в магазине купил.
– … а тот орёт в рацию: «Ро́звидка, ро́звидка, бачу их, бачу их за сотню метрив!». А что толку что ты меня бачишь? Когда я!.. тебя уже вижу, – рассказывал Допуск истории, и в его описании война на Донбассе приобретала черты увлекательной и остросюжетной игры, где ценой и валютой были человеческие жизни.
Но война – это не только бравада и удаль, кровь течёт по оборотной стороне каждой медали, у боевой славы бывает и горький вкус. У Допуска при недавнем штурме Яковлевки под Соледаром погиб друг, того посмертно наградили Чёрным крестом – корпоративной наградой, аналогом Ордена Мужества.

Однако, вернёмся к двухэтажному зданию из белого кирпича в Первомайске. Помимо приглашённых журналистов, сюда свозили и держали захваченных пленных. Как-то я сидел в «приёмной» и два вагнеровца завели какого-то мужика в оборванном ватнике и грязных штанах. Руки у него были связаны сзади, а на голову натянут чёрный мешок – на войне свои процессуальные нормы. Парни его прислонили лбом к стене возле задрапированного тканью входа, коротко сказали – не двигайся. Да так и оставили, ушли. И он так послушно-безропотно стоял, не видя и не подозревая, что в десяти шагах сижу на стуле только я, пью чай и с интересом его разглядываю. Где его они взяли? Да, конечно, картина из какой-то жёсткой антиутопии – ты сидишь пьёшь чай, а рядом стоит лбом в стену чувак с чёрным мешком на голове. Не зная его, не зная, что он натворил, я всё равно ему посочувствовал, так как сам находился в подобной ситуации. Через некоторое время сопровождающие вернулись и увели мужика за ширму.

– …Бля, тут одного пленного привели, а он весь шевронами облеплен, как новогодняя ёлка, – потом со мной разговорился молодой дежурный, этот парень пошёл служить в вагнера из глубинки, «чтобы было, что вспомнить на старости лет», – … чего там только не было у него, и христианские, и мусульманские, и языческие символы, да и просто так, «на счастье».
Вспомнился фильм «Мумия», момент, когда один трусливый персонаж пытался сдержать восставшего из саркофага Имхотепа, перебирая амулеты, относящиеся к разным религиям.
Но и у ВСУшника какой-то шеврон сработал – живой же он остался. Дежурный показал мне один из его патчей, на нём была изображена порно-звезда Саша Грей с нимбом над головой – мы смеясь, предположили, что именно она спасла удачливому хоxлу жизнь.

Все помнят, наверное, комнату, с чёрным или белым фоном, где украинские пленные передают привет своим родным. Мне в той комнате удалось побывать. Я опрашивал вагнеровца-зэка, бывшего уголовника, который после найма уже через месяц попал в плен, и которого из плена вагнера вернули. И оставили в живых – аналогичная ситуация с прошлым зэка, которому, по-видимому, разбили голову по возвращению из плена, родила мем «кувалда вагнера».
«Это история про то, что в каждом случае индивидуальный подход» – объяснила мне зам.вагнеров по работе со СМИ.

Однако, расскажу всё по порядку.
Накануне она обещала интересный контент, и тот зэк стал только одним из пунктом программы. Не шалевая как и всегда лишних вопросов и ничего не подозревая, я поехал, как на рядовой выезд – взял с собой броник, связанные между собой ботинки лола и сопутствующий в таких поездках рюкзачок, где находились тактические наушники, перчатки, противоосколочные очки, флешки, гоупро, фонарик и прочая мелочь, необходимая журналисту в зоне боевых действий.

Но оказалось, что мне ничего не понадобилось. В холле я обнаружил несколько коллег журналистов, да не просто коллег, а именитых военкоров. Нам предложили пройти за ширму, за кулисы, так сказать, и мы поднялись в небольшую кухню на втором этаже. На столе нас ждали коробки печенья и чай.
Мы сидели пили его, а вместе с тем количество звёзд военной журналистики, находящихся в одной комнате, только увеличивалось, и я догадался, что нас тут не просто так тут собрали, а ради съёмок вип-персоны, какой – гадать не приходилось. Через некоторое время нас спустили вниз. Мы прошли в соседний со зданием промышленный ангар, в который через несколько минут в сопровождении своих замов и охраны зашёл Евгений Викторович Пригожин.
Самопроизвольно журналисты вытянулись в шеренгу перел ним. Он обошёл всех и поздоровался за руку с каждым, в том числе и со мной.Он и на расстоянии вытянутой руки выглядел абсолютно как криминальный авторитет. Уж поверьте моему опыту в физиогномике, я вырос в 90-е на Крайнем Севере, где для многих была протоптана дорожка из дворов, в которых мы росли детьми, прямиком на зону, расположенную неподалёку.
У него видок был абсолютно мафиозный – голова, лысая и продолговатая, как яйцо, оплывшие щёки и шея, бесстрастные глаза, спокойный уверенный взгляд, способный переломить взор любого другого человека, которому если понадобиться, сомнений тут не будет, можно не только взгляд, но и череп проломить. Внешний вид Пригожина, его облик, не позволял усомниться, что он способен на многое запретное и если не противо-, то вне- законное.
Выглядя по-злодейски, как какой-нибудь Карабас-Барабас, он и сам был склонен к определённого рода театральным жестам. Тут он бил врага его же оружием – не будем забывать, что Зеленский, став украинским президентом, не переставал быть артистом, и когда его избрали, чтобы он прекратил войну, эта война вспыхнула с особой, театральной яростью и страстью.
Но хотя нашего Карабасыча очень трудно назвать лицедеем, так как вёл он себя естественно, как было свойственно его натуре, в Бахмуте он киевского артиста явно переигрывал. Вы помните шоу с тремя пленными? Рано утром на крыше дома в Бахмуте, в котором во всю идут бои, Пригожин обращается к Зелёнскому сдать город, дабы не умножить бессмысленных жертв среди украинских мобилизованных. Камера плавно уходит от него и в кадре появляются трое пленных ВСУшников – двое совсем подростки, а один совсем старик. И его седая борода развивается на ветру. Очень впечатляет, эффектно и театрально.

В этот раз он представлял перед журналистами обломки подбитого штурмовика СУ-25, лётчики которого повторили подвиг Гастелло, направив горящий самолёт на вражескую колонну.
– …На Клещеевке достали останки нашего самолёта, пилотов наших героических Антонова и Никишина, – Пригожин снял кепку, и провёл рукой по лысому затылку, – борт номер 48, он же РФ 93798. Парни героически выполнили свою задачу и отработали, вот настало время отдать им память. О них потом расскажет наш руководитель полётов…

Также Пригожин анонсировал рассказ о недавнем происшествии с другим самолётом – два дня назад хoxлы подбили ещё один штурмовик вагнеровцев, но его удалось посадить без потерь на своём аэродроме. Потом руководитель ЧВК доложил присутствующим о текущей обстановке под Бахмутом. Речь зашла и о нехватке снарядов, которых министерство обороны давало, по его мнению, очень недостаточно. Не обошлось и без выпадов в адрес высших военных чинов.
– …Из загородных клубов, из пятисотметровых кабинетов во время омолаживающего или другого косметического массажа солдатами на войне управлять невозможно. Солдат – это не компьютерная игра. У него нету второй, третьей, пятой или десятой жизни. Он погибает один раз. Он замерзает на морозе, и после этого его тело надо отогреть, чтобы положить в его цинковый гроб, чтобы можно было крышку закрыть… – эта пронзительная деталь сделала его речь ещё более патетической и свидетельствовала, что Пригожин знал, как отправляют мёртвых солдат.

Потом он дал слово командиру авиационной группы. Дальше после руководителя полётов в ангаре перед журналистами выступил Лотос – один из руководителей ЧВК, ещё одна медийная фигура «музыкантов», находящаяся на вершине вагнеровской иерархии. Лотос, крупный мужик, похожий на недоброго олимпийского мишку (да простят мне несерьёзность такого сравнения), рассказал, как планировали и брали Соледар, он был ответственен за эту работу.

Лотоса сменил упомянутый мною возвращённый из плена зэк, – «вишенка на торте» – так сказал Пригожин его представляя.
Действительно, появление этого пленённого зэка стало неожиданностью – Пригожин умел удивлять и эпатировать публику. Ведь за три дня до этого момента появилось видео с его казнью кувалдой, как и с первым сбежавшим зэком.
Потом, правда, в тот же день через несколько часов на вагнеровских ресурсах появилось другое видео, где «воскресший» говорил, что его простили, так как несмотря на то, что он «наговорил в плену много хуйни», он также принёс оттуда «много ценной информации, которая спасла жизни многих ребят». Но в какой последовательности всё снималось? Смерть героя смотрелась очень убедительно, в контексте прошлого смертельного инцидента с применением кувалды, – от вагнеров, если честно, можно ожидать, как и этой, так и альтернативной концовки. Своеобразный юмор Руководителя компании передавался и её сотрудникам.

Однако закрученная интрига разрешилась. Журналистам был предъявлен зэк живой-целёхонький. Оказалось, что запятая в «казнить нельзя помиловать» не только сдвинулась в сторону помиловать, но и «помиловать» заменилось на «наградить». Оказалось, что зэк этот ещё и «молодец», Пригожин представлял его уже как героя.
– Каким образом вы вернулись из плена? – зэк сразу же замялся при ответе на заданный мной первый вопрос.
– Давайте скажу, – вмешался Пригожин, – мы его обменяли, противник просто не знал, что у него внутри есть плёнка, на которую он всё записывает.
Потом зэка попросили рассказать как обращались с ним украинцы. А обращались они с ним плохо, пытали и били. Издевались, как и над всеми остальными пленными.
– Какой был самый страшный момент?
– Это когда не знаешь, отрежут тебе яйца или нет, – почему-то за него ответил Пригожин. Сложилось такое впечатление, что он обладает определёнными умениями такие моменты создавать.
Тут я снова спросил: – Будите ли вы дальше служить?
– Да, буду. Потому что много ребят знакомых и незнакомых, но хороших, с нами уже нет, – из уст бывшего зэка это прозвучало слишком уж заученно и пафосно.
– Ну ладно, ладно, хватит, – разулыбался своей щербатой улыбкой «Карабас Барабас», уже сам заходя в кадр, – иди, иди работать.
Насколько зэк откровенничал, можно только предполагать, каждый делал выводы сам, но одно было несомненным – представление удалось.

Потом, чтобы не выпускать с коллегами одинаковые материалы, я взял персональный комментарий у Пригожина, и договорился с начальником служба безопасности по горячим следам взять эксклюзивное интервью у бывшего пленного, его привели в ту самую комнату, откуда украинские пленные слали приветы родным. Служба безопасности состояла из молодых ребят-вагнеров. Мною тоже поинтересовались. Как будто невзначай, молодой безопасник в разговоре со мной выяснил, кто я, откуда, и где родился – я отвечал уверенно.

Видел я Пригожина тогда в первый и в последний раз. Как-то летом, когда я был на «Большой Земле», Раллист прислал мне фото знакомого мне кирпичного здания, только разрушенного. Это была база в Первомайске, где содержали пленных и куда ездили журналисты. По ней, как обоснованно предполагал Раллист, в итоге прилетели химарсы. Но как заверила пресс-служба вагнеров, музыканты вовремя оттуда съехали и ни один человек, включая пленных, не пострадал.
Ну а дальше вы всё знаете. Июньский мятеж, захват штаба южного округа в Ростове, поход на Москву, замирение, картофельный спас, уход в Белоруссию и Африку. И 23 августа – падение самолёта под Тверью с Первым и Девятым на борту...

Многие в народе считают это хитроумным планом инсценировкой, но я не верю, что они живы. Раллист мне тут говорит, вот ты не веришь, а почему же тогда круглосуточная охрана возле могилы Пригожина? Да чтоб ДНК не взяли! – утверждает он.
В русский народ я верю, но также верю в костность российской власти, она не способна на такие хитроумные решения. Не думаю, что в случае с Пригожиным, как и с тем зэком, имела место альтернативная концовка.

Где сейчас Корень, Лавр, Допуск, Никто, Внук? В Белоруссии, Африке, или у себя дома с семьёй? Или уже на кладбище? Участвовали ли они в походе на золотую столицу? Корень пропал с радаров, говорит Вал. Но может он живой и где-то служит.
С Допуском мы тогда в Соледаре обменялось шевронами, и иногда патч с «музыкантами, которых знает весь мир» я ношу на своей куртке.

Автор "Записки старого шахтера"

https://dzen.ru/a/ZsecqK58DwsGkGjq