Однако на самом деле все было совсем не так. Как только вставшие у власти большевики организовали гонение на православие, они столкнулись с ожесточенным сопротивлением по всей стране.
Началось все 13 января 1918 года, когда в Александро-Невскую лавру – цитадель православия в Петрограде – прибыл вооруженный отряд матросов и солдат. Они вручили наместнику Лавры епископу Прокопию бумагу, в которой объявлялось о реквизиции всех помещений, инвентаря и ценностей Лавры, за подписью народного комиссара Коллонтай. Той самой Александры Коллонтай, которая, будучи дочерью генерала, стала затем большевиком и выступала проповедницей «свободной любви». Однако клир и прихожане в принятой резолюции гневно заявили:
«…Православный русский народ не допустит отобрания имущества у монастырей и храмов, которые он своею любовью и усердием украсил, принося свои лепты обители за тысячи верст, не допустит поругания его заветных святынь, встанет на их защиту от поношения со стороны тех, кои не будучи русскими и православными, этих святынь не могут понимать и ценить».
В ответ на протест 19 января в Лавру снова прибыл отряд матросов и красногвардейцев. Епископ Прокопий и члены Духовного собора Лавры были арестованы. В ответ с соборной колокольни раздался набатный звон, к Лавре устремились толпы народа. Растерявшихся налетчиков разоружили, и они были вынуждены отправиться восвояси. После этого из Смольного прибыли грузовики с пулеметами, загремели выстрелы. Был смертельно ранен настоятель церкви в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих радость» протоиерей Петр Скипетров. Однако верующие не разбежались в испуге, в Лавру прибывали все новые толпы народа, в том числе депутации рабочих от Стеклянного и Фарфорового заводов, которые заявили о своей готовности защитить обитель. Вконец растерявшиеся большевики были вынуждены снять пулеметы и ретироваться.
Массовое сопротивление напугало Коллонтай и Смольный. 5 января большевики без колебаний расстреляли в Петрограде массовую демонстрацию в поддержку созыва Учредительного собрания, однако на этот раз они растерялись, стали уверять, что их «неправильно поняли», и просили наместника Лавры успокоить верующих. Однако протесты продолжались.
20 января в Казанском соборе Петрограда было оглашено послание Патриарха Тихона, в котором он призывал всех верующих встать на защиту Церкви, «оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери вашей… А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас на эти страдания вместе с собою…»Грандиозное шествие
21 января возле церквей в центре Петрограда стали собираться десятки тысяч прихожан. К ним присоединялись огромные потоки богомольцев из Московского и Нарвского районов, верующие потоками шли с Лиговки, Покровки, с рабочих окраин Выборгской стороны...
По подсчетам газетчиков (тогда еще не все газеты были закрыты большевиками), число протестующих составляло около полумиллиона человек. Люди несли в руках иконы, у многих на глазах были слезы, а прохожие на улицах при виде процессии становились на колени на мокрый снег и клали земные поклоны.
К часу дня около 200 шествий из разных районов Петрограда заполнили Лиговскую площадь, которая не могла вместить грандиозную толпу. Во втором часу под звон колоколов из Лавры вышел Крестный ход во главе с митрополитом Вениамином. Со специального помоста протодиакон Лавры громовым голосом прочитал послание Патриарха Тихона, был совершен молебен «об умиротворении и спасении Богохранимой державы Российской». Пел весь народ.
Затем грандиозный Крестный ход двинулся по Невскому проспекту от Лавры к Казанскому собору. Весь центр города был заполнен толпами людей с иконами, крестами и хоругвями. После молебна митрополит Вениамин произнес краткую речь. По лицам людей текли слезы, многие опускались на колени. Власти в Смольном на этот раз не решились разогнать народное шествие. Движение городского транспорта было остановлено. По указанию Бонч-Бруевича по всем улицам было разбросано извещение от ЧК, что всем красногвардейцам, патрулям и отрядам предписывалось поддерживать повсюду строгий порядок и немедленно арестовывать тех, кто обнаружит намерение помешать Крестному ходу. Вслед за Петроградом крестные ходы прошли по всей России. 
Большевики решили избрать другую тактику: сначала обезглавить Церковь, а потом задавить ее беспощадными репрессиями.
После Крестного хода депутация духовенства и мирян Петрограда отправилась в Москву, чтобы сообщить о случившемся Патриарху Тихону. Настоятель Казанского собора протоиерей Философ Орнатский выступил с докладом о событиях в Петрограде, в частности, сказав следующее:
«Пора сказать, что разбойники взяли власть и управляют нами. Мы терпели, но терпеть далее невозможно, потому что затронуто Святая Святых русской души – Святая Церковь… На сознательное мученичество идти не следует, но если нам нужно пострадать и даже умереть за правду, это надо будет сделать…».
Еще 20 января был издан декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. В документе, в частности, говорилось: «Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущество существующих в России церковных и религиозных обществ является народным достоянием…» Церковь по сути дела, этим декретом лишалась всех прав и всего имущества, которое собиралось верующими веками.
На этот акт произвола Священный собор Русской православной церкви ответил воззванием ко всем православным:
«От века неслыханное творится у нас на Руси Святой. Люди, ставшие у власти и назвавшие себя народными комиссарами, сами чуждые христианской, а некоторые из них и всякой веры, издали декрет (закон), названный «о свободе совести», а на самом деле устанавливающий полное насилие над совестью верующих… Было ли когда-нибудь после Крещения Руси у нас что-нибудь подобное? Даже татары больше уважали нашу святую веру, чем теперешние законодатели… И слыхано ли, чтобы делами церковными управляли люди безбожные, не русские и не православные?». Собор призвал всех православных России к объединению, к защите заветных святынь. «Мужайся же, Русь святая! Иди на свою Голгофу! С тобою Крест Святой, орудие непобедимое».
Взвешивание и составление списков изъятых церковных ценностей. Фотография. 1922 г.
Изъятие церковных ценностей. Гравер вынимает драгоценные камни из церковной утвари
Вандализм
Снятие окладов с икон
Взвешивание изъятых церковных ценностей
Конфискация церковных ценностей
Перестройка церкви под общежитие. Город Вяземский
Изъятая церковная утварь
Конфискованные церковные ценности в Гохране. Москва. 1923 г.
1922 год. Толпа собралась на улице Моховой около церкви Святого Георгия, чтобы посмотреть, как проходит изъятие церковных ценностей. Сам указ был принят ВЦИК 2 января 1922 года. Считалось, что в храмах хранится слишком много разных ценностей.
Зверские расправы
Газета "Русские Ведомости" (№25 от 19 февраля 1918 года) рассказывает, как все было:Расстрел крестного хода в Туле
(Источник: https://www.blagovest-info.ru/index.php?ss=2&s=7&id=...)
Вчера на всероссийском поместном соборе было получено сообщение о расстреле крестного хода в Туле... Участие в нем приняло до 50 тысяч человек, - рабочих,интеллигенции, солдат, учащихся, - охваченных необычным религиозным подъемом в связи с гонениями на церковь. Накануне крестного хода большевики, не желающие допустить его, объявили Тулу на военном положении.
Епископ Ювеналий тульский узнал об этом только во время всенощной. Он послал в военно-революционный комитет ключаря, сказать, что о введении военного положения узнал слишком поздно и отменить крестного хода не может... Епископ просил содействия властей в поддержании порядка...
Крестные ходы из всех церквей двинулись на Кремлевскую площадь, куда в 12 часов утра, после литургии, прибыл крестный ход с епископами, из собора и Казанской церкви с чудотворной иконой Казанской Божьей Матери. Площадь была заполнена народом.
Началась стрельба из пулеметов. Стреляли вверх, в воздух, но боевыми патронами. Трескотня пулеметов не дала возможности совершить молебен. Народ запел "Да воскреснет Бог" и "Христос Воскресе". Толпа вела себя спокойно. Крестный ход двинулся через Одоевские ворота на Киевскую улицу.
Когда иконы уже были вынесены на Киевскую улицу, а духовенство уже выходило из Одоевских ворот, со стороны женского монастыря раздались пулеметные очереди. Несколько человек из крестного хода упали убитыми и ранеными. Около гостиницы "Артель" начали расстреливать молящихся из ружей. Был ранен двумя пулями преосвященный викарий... Какая-то старушка упала и выстрелом в упор была убита. Расстреливались все, кто обращался со словами увещевания или укора. Убиты были преимущественно рабочие...
***
И Голгофа Русской православной церкви, ее иерархов и всех православных России началась. Уже 25 января в Киеве большевиками был расстрелян митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский). Перед расстрелом он благословил крестообразно обеими руками своих убийц со словами: «Господь вас да простит!».
В феврале были расстреляны крестные ходы в Туле, Харькове, Воронеже, Щацке (Воронежская губерния).
В Ставропольской епархии были казнены 37 священнослужителей, в числе которых — 72-летний Павел Калиновский и 80-летний священник Золотовский.
При этом старец Золотовский был предварительно переодет в женское платье и затем повешен.
В июне был утоплен в реке епископ Тобольский Гермоген с камнем на шее, а вместе с ним и делегация верующих, просивших об его освобождении.
Царскосельский протоиерей Иоанн Кочуров был подвергнут избиениям, затем был убит путём волочения по шпалам железнодорожных путей.
Три православных иерея в г. Херсоне были распяты на кресте.
В декабре 1918 года епископ Соликамский Феофан (Ильменский) был публично казнён путём периодического окунания в прорубь и замораживания, будучи подвешенным за волосы, а в Самаре бывший Михайловский епископ Исидор (Колоколов) был посажен на кол.
Епископ Пермский Андроник (Никольский) был захоронен в землю заживо.
Архиепископ Нижегородский Иоаким (Левицкий) был публично повешен вниз головой в севастопольском соборе.
Епископ Сарапульский Амвросий (Гудко) был казнён путём привязывания к хвосту лошади; в Воронеже было одновременно убито 160 священников во главе с архиепископом Тихоном (Никаноровым), которого повесили на Царских вратах в церкви Митрофановского монастыря.
В Юрьеве топорами зарубили 17 священников и епископов. Перед убийством "большевики" глумились: напялили на них женскую одежду, пытались заставить танцевать, отрезали носы и уши.
В Богодухове монахинь привели на кладбище к вырытой яме, отрезали им груди и истекающих кровью бросили в яму; сверху бросили также старика-монаха, крича, что «справляется монашеская свадьба»…
В октябре 1918 года Патриарх Тихон отправил Совету народных комиссаров гневное послание, в котором говорилось:
«Целый год держите в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину Октябрьской революции. Но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает нас сказать вам горькое слово правды. Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания? Поистине, вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы. Народу, изнуренному кровопролитной войною, вы обещали дать мир «без аннексий и контрибуций». От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решались обнародовать полностью?
Вместо аннексий и контрибуций великая наша Родина завоевана, умалена, расчленена, и в уплату наложенной на нее дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото…
Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство.
Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян поставить торжество призраку мировой революции…».
А Ленин направил позднее руководящим органам Политбюро, ОГПУ, Наркомата юстиции и Ревтрибунала письмо, в котором содержалось требование об ограблении церквей и монастырей и физическом уничтожении церковнослужителей:
«Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок.
Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше.
Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать".
Записка Л. Д. Троцкого о методах внесения раскола в духовенство в связи с изъятием церковных ценностей. 12 марта 1922 г.По оценкам историков, с 1918-го до конца 1930-х в ходе репрессий в отношении духовенства было расстреляно либо умерло в местах лишения свободы около 42 000 священнослужителей.
В стране началась кампания по вскрытию и осквернению святых мощей, храмы превращали в склады, клубы и даже туалеты, а потом их стали взрывать и разрушать. Только террором, казнями, чудовищными расправами удалось практически разгромить в России Русскую православную церковь, но полностью уничтожить ее не удалось...
В ходе откровенно антицерковной и даже кощунственной кампании по вскрытию мощей святых обнаружилось, что значительная часть священнослужителей относилась к делу сохранности своих же святынь с вопиющей халатностью.
100 лет назад, 16 февраля 1919 г., коллегия Народного комиссариата юстиции приняла первое постановление об организованном вскрытии, инспекции и конфискации святых мощей. С этой даты принято начинать отсчёт одной из самых неоднозначных (и уж точно — самой шумной) антицерковных кампаний советской власти в годы Гражданской войны.
Вскрытие раки с мощами св.Александра Невского. 1922
Конкуренцию по уровню паблисити ей может составить разве что кампания по изъятию церковных ценностей в 1922 г. Масштаб вполне соизмерим. Другое дело, что в тот раз конфискация золотых и серебряных предметов у церкви объяснялась более чем резонно. В стране был голод, особенно жестоко страдало Поволжье, и изъятие ценностей действительно было необходимо для того, чтобы хоть как-то поправить ситуацию.
Этот шаг советской власти тогда не вызвал у церковной верхушки особенных протестов. РПЦ неоднократно обращалась к своей пастве с призывами:
«Бедствие голода разрослось до крайней степени. Протяните же руки свои на помощь голодающим братьям и сестрам, не жалейте для них ничего, деля с ними и кусок хлеба, и одежду по заветам Христа!»
Кому-то не нужны были и призывы. Скажем, священнослужители Симбирской губернии, сами будучи «голодающим Поволжьем», добровольно и без напоминаний отдали все (!) сосуды, оклады и ризы, в том числе те, что использовались для богослужений.
С мощами если не всё, то очень многое обстояло ровно наоборот. Кампания была чисто идеологической. Новая власть рассматривала её как естественный шаг: продолжение того дела, что было начато Декретом об отделении церкви от государства и школы от церкви. Только теперь задача была несколько иной.
Во-первых, следовало «разоблачить контрреволюционную сущность православной церкви».
Во-вторых, подорвать народное доверие к ней как к институту, то есть представить священнослужителей как шарлатанов, лжецов и ловкачей.
Мишенью были выбраны мощи святых. Ход казался одновременно разумным и сокрушительным. Более того — точно рассчитанным с точки зрения понимания психологии рядового прихожанина-обывателя.
Согласно церковному учению, мощи — это нетленные тела почивших святых, им должно воздавать такое же почтение, как и иконам. Отдельно не раз объяснялось, что сама по себе нетленность не должна и не может быть обязательным условием: точно такого же почтения заслуживают и истлевшие останки, например, кости.
Фокус, однако, в том, что народ понимал и принимал только первую часть этой формулы. Мощи — значит, нетленные. Всё остальное — так, не пойми что. Разъяснения священников слушали неохотно, да и маловато их было, этих разъяснений.
По идее одновременное вскрытие мощей на местах должно было продемонстрировать как минимум то, к чему народ не был готов. Большинство мощей, согласно народному «знанию», оказывались «ненастоящими». Уже это чисто теоретически могло посеять сомнения в сердцах: всё село знает, что мощи — это когда тело сохранилось невредимым, а тут кости какие-то! Нет, брат, шалишь, нас не проведёшь!
Ситуация усугублялась ещё и тем, что "большевики" точно знали: таким минимумом дело не ограничится. Несколько стихийных вскрытий мощей, проведённых в 1918 году, показали, что к делу сохранности своих святынь РПЦ относилась спустя рукава. На местах их могли в силу элементарной халатности, например, потерять. Или довести до непрезентабельного состояния. В случае утраты могли и подменить, надеясь на то, что как-нибудь пронесёт.
1919. Вскрытие раки с мощами свв.Константина, Михаила и Федора в Благовещенском соборе
Вот что оказалось в раке с мощами Тихона Задонского.
Это признавалось и верхушкой РПЦ. С января 1919 г. в Синод стали поступать панические сообщения:
«При осмотрах мощей представителями гражданской власти иногда бывали обнаружаемы не имеющие никакого отношения к мощам и доселе неизвестные предметы».
Патриарх Тихон реагирует как полагается.
Во-первых, решает возродить «давно забытое право осматривать мощи».
Во-вторых, издаёт указ, согласно которому надлежало немедленно навести в деле сохранения святынь порядок: «Устранить всякие поводы к соблазну в отношении святых мощей во всех тех случаях, когда и где это признано будет».
Однако многие местные архиереи сочли выполнение распоряжения делом не только затруднительным, но и рискованным. Такая позиция некоторых представителей духовенства сыграла на руку государственным службам.
В беседе с митрополитом Арсением патриарх сказал:
«Впредь за подобные явления будет отвечать каждый в отдельности преосвященный!»
Однако никакого «впредь» уже быть не могло. Да, решение патриарха было правильным. Но оно запоздало лет на тридцать: именно тогда надо было наводить порядок и спрашивать с преосвященных по всей строгости. Сейчас было совсем поздно. Указ патриарха вышел 17 февраля 1919 г. Большевики опередили его на один день.
И кое-где открылись некрасивые вещи. Нет, с мощами всенародно признанных святых масштаба Сергия Радонежского или Александра Невского всё было в порядке. Ни недостачи, ни каких-либо «лишних предметов» там не обнаружили. А вот в ряде других случаев доходило до анекдотических ситуаций.
Вот, скажем, протокол вскрытия мощей Артемия Веркольского в Архангельской губернии: «По вскрытии сундука обнаружено: обыкновенный уголь, перегорелые гвозди и мелкий кирпич. Признаков костей нет».
Вот что нашли при обследовании мощей св. Иулиании Новоторжской:
«Останки с костями рук и суставами пальцев».
Всё бы ничего, только, согласно житию святой, руки у неё были отрублены и она «приплыла вверх по течению без рук». А в раке Макария Калязинского кроме ожидаемых останков более-менее сносной сохранности нашли вот что:
«Медных денег 115 монет, 7 серебряных монет, пуговица, фабричный гвоздь, две гайки с полудюймовой резьбой, полтора фунта лаврового листа в упаковке».
Однако надо сказать, что когда святые мощи оказывались совершенно нетленными, результаты вскрытия замалчивались. Если же останки угодников Божиих обнаруживались в неполном составе (кости, отдельные ткани), то эти факты немедленно предавались широкой огласке. Это серьёзно дискредитировало представителей духовенства в глазах простого народа. Но, тем не менее, массовое вскрытие рак почитаемых РПЦ святых можно считать грубым нарушением права на существование освящённого культа почитания мощей и, соответственно, одного из главных положений декрета об отделении церкви от государства.
http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/krestnyj_khod_191...
http://back-in-ussr.com/2019/02/kak-bolsheviki-moschi-svyaty...
https://kulturologia.ru/blogs/030919/44050/
http://expo.pravoslavie.ru/other/442.html
Свежие комментарии