На фото: режиссер и основатель Театра на Таганке Юрий ЛюбимовОднажды в «Евгении Онегине» секундант перепутал пистолеты и подал заряженный Ленскому. Ленский выстрелил, Онегин от неожиданности упал. Ленский, чтобы как-то заполнить понятную паузу, спел известную фразу Онегина: «Убит!». Секундант в замешательстве добавил: «Убит, да не тот».
– Молодой актер впервые участвует в постановке, при чем здесь же играет маститый актер, роль молодого – мала, выйти к маститому на сцену и сказать что-то вроде «кушать подано!», и все!
Молодой человек очень нервничает, все-таки с метром в одной сцене, жутко переволновавшись, в полубеспамятстве выходит на сцену и видит немного округлившиеся глаза пожилого партнера, понимает, что что-то не так, совсем теряется, бормочет свою фразу и вылетает со сцены.
После спектакля известный актер вызывает его к себе в гримерную, еле живой молодой предстает пред очами мэтра и слышит: «Батенька, ну что ж вы так? Это еще ничего было, когда вы вошли в окно, но когда вы ВЫШЛИ В КАМИН!».
– Игралась в театре некая героическая музыкальная драма — с любовью, смертями и прочей патетикой. И вот за несколько часов до спектакля обнаруживается, что местная прима объелась мороженого и заглавную партию петь никак не может. Голос сел. Как говорится, всерьез и надолго. Режиссер — в панике: билетов, как на грех, раскупили много. И тут… в общем, совсем как в голливудском сюжете на тему «Так становятся звездами». Является к режиссеру одна молоденькая хористочка и заявляет, что она всю жизнь мечтала об этой роли, что она знает все арии, что она готова без единой репетиции все отпеть и отыграть, и т.д. , и т.п.
Ну, режиссеру, в общем-то, деваться особо некуда. Он машет рукой и выпускает юное дарование на сцену. Но как только занавес поднялся и дарование открыло свой прелестный ротик, тут же обнаружилось, что голливудский сценарий в степях Украины ну никак не проходит. Поет юное создание прескверно, играет еще хуже. Режиссер за сценой мучается. Но не останавливать же спектакль, раз начали!
Доходит дело до второго акта. Кульминация: героиня встречается со своим бывшим возлюбленным и в самый патетический момент призывает его: «Вбий мене!» (т.е. «убей меня!» — спектакль идет по-украински). И герой должен совершить свое черное дело. Ну, юное дарование на сцене, как положено, раскидывает руки и восклицает: «вбий мене!». Герой бросается на нее с бутафорским ножом и тут…
Надо полагать, что лицо у артиста и вправду было зверское — намучился с партнершей за спектакль! Но так или иначе, а юная хористочка испугалась всерьез. И в последний момент отскочила в сторону. А стало быть, и не дала себя заколоть — как по роли положено.
Оба стоят. Что делать — никто не знает. В конце концов хористочка решает продолжить с той же точки. Опять раскидывает руки и кричит: «вбий мене!». Герой — на нее. А она, с перепугу — опять в сторону! В общем, повторилась история и в третий раз. Но тут уже герой изловчился, отловил-таки девицу и, как положено по роли, «убил».
В этот момент за сценой должен был грянуть патетический хор. Но хор не грянул. Не грянул он потому, что все хористы и хористки стояли, согнувшись пополам, или катались по сцене (за задником) в припадке неудержимого хохота. А хохотали они потому, что режиссер спектакля, стоя рядом с ними и видя, что творится на сцене, стал биться головой о ближайшую трубу и приговаривать: «Поймай ее, суку, и убей! Поймай ее, суку, и убей!».
Вот до чего доводит людей искусство.
– Такой случай. «Бесприданница» Островского. Премьера, первый спектакль. По спектаклю, Карандышев отговаривает текст: «Так не доставайся же ты никому» и стреляет в Ларису из пистолета, Лариса падает. А выстрел обеспечивался в то время так: реквизитор за кулисами, на реплику, бьет молотком по специальной гильзе, гильза бухает – Лариса падает.
Премьера, ля, ля тополя… «Так не доставайся же ты никому», наводит пистолет, у этого за кулисами осечка, выстрела нет. Актер: «Так вот умри ж!» перезаряжает, наводит пистолет второй раз, за кулисами вторая осечка. Карандышев перезаряжает в третий раз: «Я убью тебя!», третья осечка. Лариса стоит. Вдруг из зала крик: «Гранатой ее глуши!». Занавес, спектакль сорвался, зрителям вернули деньги. Режиссер час бегал по театру за реквизитором с криком: «Убью, сволочь!!!».
На следующий день, вечером, опять «Бесприданница», с утра разбор вчерашнего полета: мат-перемат, все на реквизитора катят, тот оправдывается: «Но ведь не я гильзы делал, ну сырые в партии попались, но много же народу рядом, видите же, что происходит, можно же помочь, там у суфлера пьеса под рукой: шмякнул ей об стол, все оно какой-никакой выстрел, монтировщик там доской врезал обо что-нибудь, осветитель лампочку мог разбить, ну любой резкий звук, она бы поняла, что это выстрел, и упала бы».
Вечером спектакль, все нормально, доходит до смерти Ларисы, Карандышев: «Так не доставайся же ты никому!», наводит пистолет, у реквизитора опять осечка. Вдруг, с паузой в секунду, из разных концов за кулисами раздается неимоверный грохот: суфлер лупит пьесой об стол, монты – молотками по железу, осветитель бьет лампочку. Лариса явно не понимает, что это выстрел, ибо на выстрел эта беда никак не походит, и продолжает стоять.
Из зала крик: «Тебе ж вчера сказали, гранатой ее глуши!».
Ф. Раневская вспоминала: как то в Англии был объявлен конкурс на самый короткий рассказ, но есть четыре обязательных условия:
— Должна быть упомянута королева.
— Упомянут Бог.
— Немного сексу.
— Должна быть тайна.
Первое место получил рассказ в одну фразу: «О, Боже, — воскликнула королева, — я беременна и не знаю от кого!»
Итак — имеется прославленный (и заслуженно) актер и имеется его завистник, который всяко его подсиживает, гадит и т.д., причем бездарен на удивление. Ну вот этот завистник всеми правдами и неправдами «выбил» себе роль Дон Гуана, столкав ненавистного соперника на роль Статуи Командора. Играет отвратно, и Статуя вставляет отсебятину: «Как низко может падать человек!» Публика в восторге и освистывает Дон Гуана. Естественно, тот решил отомстить.
Назавтра другая пьеса, где знаменитость играет Наполеона, а завистник — эпизодическую роль генерала, который вручает Наполеону письмо, каковое тот потом читает вслух.
Пьеса новая, роли еще едва разучены, так что Наполеон письмо просто реально переписал и вложил текст в конверт. Завистник, будучи в курсе, что Наполеон письмо помнит плохо, вытащил текст из конверта и вложил пустой лист бумаги — дескать, вот не сможешь ты вспомнить текст, тут-то и обгадишься перед публикой.
Итак — соответствующий момент спектакля, Наполеон вскрывает конверт, видит, что перед ним чистый лист, отлично понимает, кто ему устроил этакую жабу — и… небрежно вручает этот лист генералу со словами: «Прочтите, генерал, мне сами вслух!»
В одном московском театре шел спектакль — серьезная, почти трагическая пьеса. Начиналась она с того, что на авансцену выходил актер, его высвечивал луч прожектора и в полной тишине артист произносил:
— Восемь лет ему было…
После чего начиналось первое действие.
В тот день, как пишут в романах, ничто не предвещало беды.
Зрители пришли на спектакль, оставили плащи и пальто в гардеробе, гудя и шушукаясь заняли места в зале, пошуршали программками, стихли и приготовились ко вдумчивому просмотру действия. Не на комедию ведь пришли.
Плавно погас свет, зазвучали первые низкие аккорды музыки… На темной сцене в ярком круге света появился актер. И медленно произнес:
— Восемь лет е*у мыло…
Говорят, что спектакля в тот день не играли вовсе.
Отец рассказывал.
Спектакль о Великой Отечественной войне. Театр Красной армии. Прошу прощения — не помню названия спектаклей.
Финал спектакля, на сцене командование красной армии. Главнокомандующий должен взять телефон, сказать в трубку:» Ставку верховного!». Дальше он рапортует:» Товарищ Сталин, Киев отбит и возвращен под красное знамя….блаблабла.»
Далее звуковики пускают фонограмму. Голос Сталина произносит:» За Киев спасибо. Всему личному составу войск объявить благодарность… и т.д.»
Звук в то время еще писался на бобинную пленку. В общем, за 20 минут до спектакля звуковик случайно роняет пленку на пол — она разваливается на маленькие отрезки (пленку клеили в прямом смысле этого слова). Звуковик в панике, режиссер в истерике, актеры в ступоре. Но звуковик стар и опытен. За 10 минут он склеивает всю пленку от начала и до конца. Спектакль проходит идеально гладко и чисто. Финал. Главнокомандующий снимает трубку, требует ставку верховного, рапортует. Звучит голос Сталина:» За Киев спасибо. Тионрадогалб тиивяъбо ксйов уватсос умончил умесв…»
Актеры в шоке. один выдает фразу:» Волнуется старик — по-грузински заговорил». Все расползаются за кулисы.
Киев, Театр на Подоле. Идет спектакль «Макбет». Со сцены звучит реплика:
«Я слышу грохот колесницы смерти!»
Проблема нашего театра в том, что когда проезжает метро у нас трясется все и гремят окна. И вот, после знаменательной фразы как раз проезжает вагон метро. Пауза. Из зала реплика:
«Тю… Я тоже слышу…»
Все разползаются в кулисы.
Однажды во время официозного спектакля «Большевики», в котором Евгений Евстигнеев играл роль Луначарского, случился смешной казус. По сценарию Луначарский должен был выйти из комнаты, где лежал раненый Ленин, и произнести такую фразу:
«У Ленина лоб желтый…»
Евстигнеев выходит на сцену и на весь театр произносит:
— У Ленина жоп желтый!
Гробовая тишина, после чего артисты расползаются по сцене, содрогаясь от хохота. Зрители, схватившись за животы, корчатся в креслах.
Никаких административных мер принято не было. Политические начальники предпочли «не заметить» оговорки.
Иногда забавные казусы с актерами случаются из ничего. Артист забыл слова или споткнулся, случилась какая-то мелкая заминка. Можно продолжать играть дальше, но можно и развивать тему. Нечто подобное произошло однажды между Олегом Ефремовым и Евгением Евстигнеевым. Ефремов играл царя Николая I и в одной из серьезных сцен должен был произнести такую фразу:
«Я в ответе за всё и за всех!»
Но Ефремов задумался, сбился и получилось у него так:
— Я в ответе за всё и за свет!
Евгений Евстигнеев, который участвовал в этой сцене и должен был отвечать какой-то приличествующей случаю фразой, на миг задумался, а потом продолжил, развивая тему:
— И за газ, и за воду, Ваше Величество?..
По рассказам друзей, единственным профессиональным недостатком актера было то, что ему всегда с трудом давалось запоминание текста. Однажды Евстигнеев должен был появиться на сцене в ключевом, поворотном моменте спектакля, и его реплика была настолько важной, что без нее дальнейшее действие не могло развиваться.
Евгений Александрович вышел, замер на сцене и внезапно замолчал, припоминая слова. Слова не вспоминались. Ничуть не смутившись, Евстигнеев повернулся к стоявшим на заднем плане актерам и со своей неповторимой интонацией произнес:
«Что же вы молчите?»
Несмотря на нервное напряжение, среди актеров послышался смех, а половина из них потихоньку скрылась за кулисами.
Евстигнеев медленно прошелся по сцене, как бы о чем-то размышляя, повернулся к тем, кто остался, и снова спросил:
«Вы, что же, так и будете молчать?»
Партнеры по спектаклю, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, не придумав ничего лучшего, оставили Евстигнеева одного. Он еще раз задумчиво прошелся по сцене. Потом произнес:
«Ну раз все ушли, то и я уйду!» И ушел за кулисы.
Свежие комментарии