На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Жизнь - театр

1 157 подписчиков

Свежие комментарии

  • Светлана Митленко
    Очень много разрушено, очень. К счастью в последнее десятилетие вроде взялись за ум. Пытаемся сохранить, то что остал...Красоты и музеи П...
  • Светлана Митленко
    Йэх... надо бы еще раз съездить туда. Подумаю как бы это сделать...Красоты и музеи П...
  • Валерий Протасов
    Сколько богатств накоплено, что  ни разрушить  все шедевры, ни предать забвению не удалось никому.Красоты и музеи П...

От чего Фаина Раневская падала в обморок...

Она и сегодня остаётся эталоном актрисы в самом широком смысле слова. Характер у Фаины Георгиевны был сложным, и многим она казалась довольно капризной и избалованной. На самом деле актриса была умна. Она умела относиться к жизненным трудностям с изрядной долей иронии и сарказма, но при этом вполне могла упасть в обморок от сильного душевного потрясения. В 1972 году Фаина Раневская заключила договор с издательством на издание мемуаров и за одну ночь уничтожила свой трёхлетний труд.

Уничтоженная рукопись

В начале 1970-х Фаина Георгиевна села писать книгу мемуаров. В издательстве ВТО ей пообещали очень приличный гонорар и даже выплатили аванс в размере, как писала актриса, двух тысяч рублей, потраченных ею на приобретение тёплого пальто.
Работала Фаина Георгиевна в течение трёх лет, собирая по крупицам свои воспоминания, нанизывая их, как бусины на ниточку, в хронологическом порядке. Она уже вышла на финишную прямую и до окончания оставалось совсем немного, когда актриса за одну ночь уничтожила весь свой труд. Она вдруг испытала чувство стыда из-за того, что в рукописи оказалась вся её жизнь, а она сама предстала перед читателями словно обнажённой. Актриса даже сравнила свои мемуары с ситуацией, когда она моется в бане, а на неё, не слишком хорошо сложенную, приходят смотреть многочисленные экскурсии.
В последующие месяцы ей пришлось собирать деньги, чтобы вернуть полученный за мемуары аванс издательству. Фаина Раневская позже сомневалась в правильности своего тогдашнего решения об уничтожении почти готовой книги. А вот Маргарита Алигер (советская писательница, приятельница Раневской — прим.), с которой дружила актриса, искренне сокрушалась. И взяла слово с Фаины Георгиевны восстановить рукопись.
Запись Раневской, хранящаяся в Государственном архиве.

И Раневская честно пыталась сдержать слово, снова записывая воспоминания, только в этот раз уже не в хронологическом порядке, а как вспоминалось. Самые яркие эпизоды она записывала на разных клочках бумаги, иногда даже на салфетках. Впоследствии записи актрисы оказались в Государственном архиве литературы и искусства, где можно познакомиться с бесценными материалами и сегодня.

Обморок

Актриса помнила себя совсем ещё малышкой, когда ей было всего несколько лет от роду, а она уже постоянно лицедействовала, изображая то местного дворника, то покупательницу из булочной, то мороженщика, зазывающего покупателей.

Однажды в детстве, находясь под впечатлением от просмотренной сцены из «Ромео и Джульетты», она сначала плакала от восхищения, а после прибежала домой и разбила во дворе свою копилку со сбережениями, позволив соседским детям собрать все деньги. Ей хотелось совершить что-то необычное и великое.Но самое яркое воспоминание Фаины Раневской связано было не с детством.

Как говорила сама актриса, в конце XIX века, когда она родилась, было модным падать в обмороки. Если она изображала обморок, то старалась падать красиво и грациозно, но натурально. От избытка чувств Фаина Раневская рухнула лишь однажды, сильно ушиблась, но при этом была невероятно счастлива.Фаина Раневская так изобразила саму себя.

В тот день она просто шла по улице и разглядывала витрины, когда рядом с собой услышала голос того человека, в которого была влюблена. Будущая актриса коллекционировала фотографии своего кумира и даже писала ему письма, правда, адресат их не читал, ибо они всегда оставались в ящике стола Фаины Раневской.

Девушка от звука голоса лишилась чувств и её занесли в ближайшую кондитерскую. И надо же было такому случиться, что предмет обожания юной Фаины оказался не только талантливым, но ещё и чутким человеком. Едва девушка пришла в себя, как вновь услышала его голос, справлявшийся о её самочувствии. И Фаина снова потеряла сознание.Через несколько лет она, начинающая провинциальная актриса, приехала в Москву, чтобы в качестве зрителя попасть в Художественный театр. Очереди за билетами тогда стояли днём и ночью. И тогда она решилась снова написать письмо своему кумиру и даже нашла в себе силы его отправить. Она рассказала о том, как страстно желает попасть на спектакль с его участием и напомнила о том, как однажды в Столешниковом переулке лишилась чувств, услышав его голос.Василий Качалов. 

Вот как это она сама описала: " Прошло несколько лет, я уже стала начинающей актрисой, работала в провинции и по окончании сезона приехала в Москву. Видела днем и в ночное время длинные очереди за билетами в Художественный театр. Расхрабрилась и написала ему письмо. «Пишет Вам та, которая в Столешниковом переулке однажды, услышав Ваш голос, упала в обморок. Я уже актриса — начинающая. Приехала в Москву с единственной целью — попасть в театр, когда вы будете играть. Другой цели в жизни у меня теперь нет и не будет».

Письмо помню наизусть, сочиняла его несколько дней и ночей. Ответ пришел очень скоро: «Дорогая Фаина, пожалуйста, обратитесь к администратору, у которого на Ваше имя будет два билета. Ваш В. Качалов». С этого вечера и до конца жизни этого изумительного артиста и неповторимой прелести человека длилась наша дружба, которой очень горжусь. Бывала у него постоянно, вначале робела, волновалась. Вскоре он приручил меня… Он служил мне примером в своем благородстве. Мне очень хочется рассказать об его скромности.

Я присутствовала при том, как Вас. Ив. (Василий Иванович Качалов. — Прим. ред.), вернувшись из театра домой, на вопрос жены: как прошла репетиция «Трех сестер», где он должен был играть Вершинина, ответил: «Немирович снял меня с роли и передал ее Болдуману. Он поступил правильно. Болдуман много меня моложе, в него можно влюбиться, а в меня уже нельзя». Представляю, сколько злобы, ненависти встретил бы Немирович с другим актером. Писали бы заявления об уходе из театра, жалобы по инстанциям..."

Неоконченный дневник

Шуточное стихотворение Фаины Раневской к Клавдии Половиковой.

Фаина Раневская, выполняя обещание, данное Маргарите Алигер, пыталась снова собрать воедино свои воспоминания. Но она не любила писать, а потому её разрозненные записки похожи иногда на крик души бесконечно одинокого человека. То она напишет о том, что надоело всё, посетует на бессмысленность новогодних поздравлений, выскажет сожаление о том, что не вела дневник и пожалуется на бедность.А после признается: её талант не принёс ей ничего, личная жизнь не сложилась, а друзей у неё было не так уж много. Вот, что она записала: "Я очень хорошо знаю, что талантлива, а что я создала? Пропищала — и только. Кто, кроме моей Павлы Леонтьевны (актриса Павла Вульф, ближайшая подруга Раневской. — прим.), хотел мне добра в театре? Кто мучился, когда я сидела без работы? Никому я была не нужна. Николай Охлопков, Алексей Дмитриевич Попов были снисходительны. Завадский ненавидел. Я бегала из театра в театр, искала и не находила. И это все. Личная жизнь тоже не состоялась. В общем, жизнь прошла и не поклонилась, как сердитая соседка»."

Но не зря Есенин писал о том, что «лицом к лицу лица не увидать». Ведь силу таланта и величину такого явления, как Фаина Раневская, могут оценить лишь те, кто по-прежнему восхищённо смотрит на все её работы, удивляясь, смеясь и плача вместе с Великой Актрисой.То, что прекрасная советская актриса кроме таланта обладала невероятно острым языком, сегодня, к сожалению, известно молодому поколению гораздо лучше, чем те роли, в которых она блистала. Фаина Георгиевна действительно была неистощимым кладезем юмора, и ее образные, сочные фразы молва тут же растаскивала, превращая в анекдоты. Но позже это привело к странному, обратному нарушению авторского права: Раневской сегодня приписывают такое количество острот, которое она просто не успела бы сказать за всю свою жизнь. Оказывается, все эти годы в Российском государственном архиве литературы и искусства хранилась папка, в которую никто толком и не заглядывал. А там — черновые наброски тех самых мемуаров. Множество записей, сделанных на листочках, промокашках, даже обрезках картона собственной рукой актрисы. А в этих записях — целая жизнь, с множеством подробностей... В них звучит подлинный голос Раневской. В 2016 году по этим записям вышла книга, тираж которой быстро разлетелся. Вот небольшой отрывок из ее воспоминаний.

Мандельштам ушел, не расплатившись

Не наблюдаю в моей дворняге тупости, которой меня угнетают друзья-неандертальцы, а где взять других теперь? Стало холодно, конец декабря. Ненавижу зиму. Снег, как саван, зима хороша для «танца на льду» и лыж, а теперь мне тошно от снега-савана…

pictureВспоминая двадцатые годы, я часто думаю о Мандельштаме. Впервые я увидела его, когда мы с Гельцер (балерина Екатерина Гельцер. — прим.) сидели в кондитерской, в Москве. К столику без приглашения подсел Мандельштам. Заказал шоколад в чашке, пирожное, сняв котелок, поклонился… И ушел, предоставив возможность расплатиться за него Гельцер, с которой не был знаком. Мы хохотали после его ухода, это было очень смешно. Он уходил торжественно, подняв голову и задрав маленький нос. Тогда же я подумала, что он гениальная личность. Когда я узнала его стихи, я поняла, что не ошиблась...

Маяковского я впервые увидела в доме, где помещалась какая-то школа, то ли музыкальная, то ли театральная, называлась «Школа братьев Шор»… Маяковский был одет по моде: визитка, полосатые брюки, помню красивый галстух. Он все время стоял, ел бутерброды, молчал. Был он красивый… Следующая, последняя встреча — в Баку в 1925 году. Я увидела его в театре, где играла в то время. Он сидел один, в актерской уборной. В театре был его вечер…Сидел он, задумавшись. Я вошла и увидела такую печаль у него в глазах, какая бывает у бездомных, брошенных хозяевами собак. Я, растерявшись, сказала: «Мы познакомились у Шоров». Он ответил, что был там один раз. Актриса под дверью пропищала: «Нигде кроме, как в Моссельпроме». Он сказал: «Это мои стихи». Актриса хихикала за дверью, хихикали все. Его травили весь вечер, а он, с папиросой, прилепленной к губе, говорил гениальности и дерзости. Был он умница, из людей моего времени.

...А теперь — одна, одна, одна… Спасаюсь книгами — Пушкиным, Толстым. Очень тоскую — нет Павлы Леонтьевны, нет Ахматовой. Стихи Анны Андреевны сводили с ума. Будучи в Ленинграде, я часто ездила к ней за город, в ее «будку», как звала она свою хибарку. Помнится, она сидела у окна, смотрела на деревья, а увидев меня, закричала: «Дайте, дайте мне Раневскую!» Очевидно, ей было одиноко, тоскливо. Стала она катастрофически полнеть, перестала выходить на воздух. Я повела ее гулять. Сели на скамью, молчали. Лева был далеко... (сына Ахматовой Льва Гумилева арестовывали четыре раза, в последний раз в 1949 году, а освобожден и реабилитирован он был только в 1956?м. — прим.)Нет уже Михаила Яншина. Актер был редкостно талантливый, и слушать было его интересно. Рассказал мне, как однажды на репетиции отказался следовать указанию Ста­ниславского. Станиславский опешил, сказал: «Репетиция окончена» — и вышел. Яншин испугался, актеры на него накинулись, хотели отколотить. Яншин убежал домой, плакал, проклинал себя. Наутро его позвали к телефону. Яншин понял: его увольняют. Но Константин Сергеевич сказал: «Я долго думал, почему вы не захотели следовать моему указанию, в чем была моя ошибка. Я понял, вы были правы». Рассказывая это, Яншин заплакал. Заплакала и я. От любви… Мне говорили, что Яншин — недобрый. Я этого не чувствовала. Напротив. Был он давно очень болен и мучился. Мы с ним халтурили в «Свадьбе», в ужасно халтурной атмосфере, с плохим, убогим режиссером (имеется в виду знаменитый фильм «Свадьба» режиссера Исидора Анненского. — прим.). Яншин кротко все терпел, я неистовствовала. Он утешал меня, жалел за то, что я в плохом театре. Был он моложе меня… А я и его, и Олю Андровскую пережила — грустно…Помню, как я узнала о смерти Ста­ниславского. В Железноводске по утрам бродила с кружкой с минеральной водой. Болела печень, в те времена я еще лечилась. Обычно, проходя мимо газетного киоска, покупала газету. В ней оказалась траурная рамка с извещением о кончине Станиславского. Я заплакала, но это был не плач, а что-то похожее на собачий лай. Я лаяла: ав, ав, ав, и так дошла до санатория, не переставая лаять. Кинулась на постель и начала нормально плакать.

Года за два до смерти К. С. я репетировала «Вассу Железнову» в Театре Красной Армии. Режиссера спектакля, Елизавету Телешеву, позвали к телефону, звонил Станиславский. Я взяла соседнюю трубку, чтобы послушать все, что говорит К. С. Телешева отвечала, волнуясь, на все его вопросы, заявив, что у актера, играющего в массовой сцене, болят зубы. И что актер просит разрешения перевязать щеку перед выходом на сцену, опасаясь простуды. К. С. категорически запретил перевязывать щеку. На вопрос Телешевой: «Как быть?» К. С. сказал: «Заменить спектакль».

В жизни со Станиславским у меня была только одна встреча. Году в 16-м, не помню точно, переходила дорогу по Леонтьевскому переулку. Извозчик крикнул: «Поберегись!» — так тогда кричали ваньки. Я отскочила от пролетки, в которой сидел Станиславский. От радости, что вижу его седую голову, стала плакать и закричала: «Мальчик мой дорогой!» Он стал смеяться, поднялся и помахал мне шляпой, а я бежала рядом и кричала: «Мальчик мой дорогой!..» Чувство охватившего меня счастья испытываю и сейчас…

Сделала вид, что аплодисменты Сталину относятся к ней

Наплевательство. Разгильдяйство. Неуважение к актеру и зрителю. Это сегодня театр. Мне пишут: «Скажите, как вы сделались артисткой? Как завидую вам! Ведь у вас такая веселая жизнь». Всем, кто так думает, отвечаю: «У актера подлинного, настоящего жизнь трудная. Постоянное недовольство собой. Скоро будет 60 лет, как я на сцене, а у меня только одно желание, громадное желание, это играть с артистами, у которых я могла бы еще учиться. И говорю это абсолютно искренне. Очень люблю многих коллег артистов и моего поколения, и моложе меня.

Сейчас в пьесе «Дальше — тишина» моим партнером является Ростислав Плятт, актер редкого обаяния, и как его назвали в одной газетной статье — «гигант». (Далее более поздняя приписка, сделанная Раневской к этой записи. — Прим. ред.) Пять лет, всего пять лет назад радовалась и даже наслаждалась, играя с Пляттом. Сейчас он представляльщик, ничего не чувствует, играет, как играл накануне. Перестал работать, халтурит цинично. Играть с ним стало трудно, противно, а ведь надо жить, а не «играть», играют дети.

Приходится здесь о Завадском. (Воспоминания относятся к годам, когда Фаина Георгиевна служит в Театре Моссовета и «воюет» с главным режиссером театра, Юрием Завадским. — Прим. ред.) Что делать, это моя жизнь и моя боль сейчас… Только здесь я могу сказать всю правду и оправдать себя, так как мне не дали возможности сказать ни слова в свою защиту.picture...Был шум в сердце и мозговых сосудах. Боль была такая невыносимая, что я кричала. Давление подскочило… Двое суток держался сердечный спазм, было много докторов… Спазмы начались после того, как я узнала, что обо мне было собрание в театре, на которое меня не позвали. Упрекали меня в заносчивости и зазнайстве, в том, что я завладела театральной машиной, лучшим номером в гостинице. Что меня встречают аплодисментами, что я всегда лезу вперед фотографироваться. Что во Львове я вышла на одно собрание, где меня вызвали в президиум, на аплодисменты, относящиеся к Сталину, сделав вид, что аплодисменты относятся ко мне… Все выступления были только обо мне, где мне было предъявлено много обвинений…

Я поняла, что не была вызвана на это собрание ни парткомом, ни месткомом, ни дирекцией театра намеренно. Чтобы не дать собранию разъяснений по поводу того, как велась работа над спектаклем, вернее, как не велось никакой работы главным режиссером, который в период гастролей не вел никаких репетиций. Я силой заставила репетировать в Свердловске, где было только три репетиции. На репетициях Завадский занимался в основном «рисованием» и явно выказывал незаинтересованность в работе со мной, что глубоко меня огорчало. Я работала активно, но пассивность режиссера только усугубила мое раздражение, что в результате и явилось поводом к скандалу.

Который выразился в том, что главный режиссер позволил себе крикнуть мне: «Убирайтесь вон из театра!», на что я ответила ему той же фразой (по воспоминаниям присутствовавших, Раневская крикнула Завадскому: «Вон из искусства!» — что и послужило причиной разбирательства в театре. — прим.). Я не могла иначе прореагировать на оскорбление, нанесенное мне впервые в жизни, к тому же публично и никак не заслуженно, потому что, идя навстречу театру, несмотря на запрещение врачей, я поехала на эти гастроли на Урал. Преодолевая недомогание, я работала упорно… И даже в день, когда главный режиссер оскорбил меня, — в тот же вечер тоже играла, имея полное право не играть по состоянию здоровья. Чувство обязательства по отношению к театру и зрителю заставляет меня остаться до конца гастролей…pictureПосле состоявшегося незаконного собрания по поводу меня ко мне заходили актеры… Мне передали, что после собрания председатель месткома, узнав, что меня довели до припадка, сказал: «Пора кончать этот «освенцим Раневской». На мой вопрос к товарищам, почему они молчали на собрании, не нашли возможности опровергнуть вымышленные обвинения, товарищи ответили, что они боялись Завадского. Человека злого и мелкого, мстительного, который может и лишить работы… Считаю поведение дирекции и парторга незаконным, жестоким и бесчеловечным в отношении актрисы моего возраста…

В прошлой жизни была собакой

Приходят поздравления с Новым годом. Не понимаю этого. Ведь не поздравляют с месяцами. Не вижу разницы.

Сижу, как всегда, без денег. Надоело это. Надоело ВСЕ. Всех огорчает моя чудовищная скупость, ибо в бедность никто не верит. Продолжаю выплачивать аванс за порванную книгу. Ненавижу писать, я люблю читать. Жалею, что не вела дневник, много было всего…

Принесли собаку старую, с перебитыми ногами, лечили ее добрые врачи. Собака гораздо добрее человека и благороднее. Теперь она моя большая и, может быть, единственная радость. Но трудная это радость. Она сторожит меня, никого в дом не пускает. Дай ей бог здоровья![Раневская, Ф.Г., автограф]. Фотография собаки Ф.Г. Раневской по кличке Мальчик. 1978. 

...Недавно поняла, откуда, почему любовь к животным такая горестная. Это от детства, от пережитого горя — смерти лошади, которая возила нас, детей, к морю, в купальню. Любила я эту лошадь, как можно любить только хорошего человека. Однажды я увидела в окно, как дворник и кучер волокут нашу лошадь, чтоб уложить ее на подводу. Я закричала: «Куда вы везете Васю?» Дворник ответил: «На живодерню». Я еще не знала этого слова, но поняла, что лошадь умерла… И теперь, через 75 лет, я вспоминаю звездное небо и вижу ясно, как волокут мертвую лошадь, и чувствую мою любовь к ней острее, чем тогда, в детстве.

pictureЯ ненавидела гувернанток, не любивших меня. А вот собаку, грязную, со свалявшейся шерстью, в которой застревали даже гвозди, любила с нежностью невыразимой. По ночам она гремела цепью, бегая по большому двору, и не давала мне спать. Я вылезала на окно, смотрела на нее, жалела. Эту собаку звали Букет… Наверное, в одном из воплощений жизни я была собакой, потому что люблю их «любовью к ближнему».

Учиться я начала, повзрослев. И теперь, в старости, стараюсь узнать больше и больше вспоминаю. И часто вспоминаю мудреца, сказавшего: «Знаю только то, что ничего не знаю».

В последние годы «одинокая насмешница» жила небогато, хотя и получала приличную пенсию. Четверть из ежемесячной выплаты отдавала человеку, который выгуливал ее обожаемого пса по кличке Мальчик. Четверть уходила на лекарства и медсестер, спасающих от сахарного диабета. Столько же артистка перечисляла в Дом ветеранов сцены, а оставшуюся сумму тратила на оплату ЖКХ, еду и сигареты.

Когда Раневская однажды загремела в больницу с инфарктом, врач пожурил, что она продолжает покуривать, и поинтересовался: «Чем же вы дышите?» Артистка ответила: «Пушкиным». И нащупала под подушкой томик стихов, с которым не расставалась. Умерла от оторвавшегося тромба. Похоронили ее в могиле с сестрой Изабеллой на Донском кладбище. Женщины недолюбливали друг друга, но такова была последняя воля Фаины Георгиевны. На памятнике лежит крохотная бронзовая фигурка пса Мальчика - подарок Камбуровой. Вандалы периодически воруют статуэтку, но она появляется снова. Пес, кстати, провожал хозяйку в последний путь, следуя за похоронной процессией. Он пережил Раневскую на два года.

https://cont.ws/@sonofcont/1861957?utm_referrer=mirtesen.ru&...

https://jewishnews.com.ua/society/faina-ranevskaya-utrachenn...

https://7days.ru/stars/privatelife/faina-ranevskaya-utrachen...

Картина дня

наверх