Любят нам втирать и вешать развесистую лапшу на уши лизоблюды западников о том, что Россия всегда была страной дикарей и пьяниц. А в зеркале своей кривой рожи видеть не хотят. Ну так давайте напомним.
В XVIII веке "бухло" чуть не погубило Лондон и всю Англию. Дешевый, почти бесплатный джин лился рекой, затопив городское дно. Люди бегали по улице голыми, матери убивали собственных детей за пинту, а уровень убийств был как на войне. Это была первая в истории нарко-эпидемия, только в роли джанка выступал халявный джин со скипидаром и мышиным пометом.
События тех лет получили название «Эпидемия джина».
До XVIII века англичане пили пиво, жили на фермах и не знали горя. Но с началом индустриализации начались невиданные ранее социальные потрясения. Сотни тысяч крестьян съезжались в Лондон за лучшей жизнью. Город их сжирал, выплевывал и выкидывал на самое дно. Столица прирастала трущобами.
Потом случилось любопытное: королем Англии стал голландец Вильгельм Оранский. Отношения с Голландией стали теплыми, британцы с интересом перенимали обычаи родины Его Величества.
А вот отношения с Францией испортились, религиозные и политические конфликты ухудшали их с каждым днем. До начала XVIII века лондонцы хлестали в пабах пиво и французский бренди (виски еще не завоевал публику). Однако пить французское вдруг стало непатриотично, и англичане обратили взор на голландский джин. Напиток с сильным запахом можжевельника быстро прижился и стал изрядным дополнением к пиву.
И вот тут в историю вмешался британский парламент, который тогда, видимо, вообще не знал полумер.
«Зальем джином всю чертову Британию назло французам!»
— решили лорды и угорели по самому извращенному протекционизму. Бренди фактически запретили (пошлины были такими, что он стал на вес золота), пиво тоже поприжали (уж очень много качественного зерна на него уходит), а джину дали практически абсолютную свободу. Налогов — почти никаких, лицензий — никаких, контроля — никакого. Идея была в том, чтобы выдавить бренди и куда-то деть запасы гниющего низкокачественного зерна, которое даже скоту отдавать стыдно. Добились своего: бренди почти исчез, зерна в итоге даже стало не хватать. Но какой ценой!
Уильям Хогарт. «Джиновый переулок». Полный упадок и разложение: алкаш дерется с собакой за кость, пьяная мать роняет дитя, дебош, насилие и голод.
Беднота дорвалась до алкоголя, и окраины Лондона мгновенно погрузились в чад кутежа. Зазывалы перед питейными норами голосили: «Напиться за пенни, смертельно напиться — за два! Бесплатная солома!». Солома нужна была для тех, кто надрался и опал как озимые, а таких, кажется, было большинство. Приехавшие из глубинки селяне не имели ни малейшей привычки пить джин, ни какой-либо культуры пития, ни социального иммунитета. Достаточно сказать, что джин подавали не рюмками, а пинтами — привычка, оставшаяся от пива.
«Настоящий» джин в стиле Вильгельма Оранского делается так: перегоняется ячменная брага (как и в случае с виски), потом туда добавляется вода и ароматический набор, в основе которого лежат ягоды можжевельника. Затем получившееся снова возгоняют в перегонном кубе, и получается 30-градусный душистый напиток, нежно прошибающий нос даже простуженному боцману.
Лондонский джин XVIII века делался из любого мусора, вплоть до помета, и нередко разбавлялся скипидаром.
Для многих лондонцев из рабочего класса джин стал больше чем напитком. Он успокаивал отчаянные голодные спазмы, даровал облегчение от вечного холода и являлся благословенным спасением от жуткой суеты жизни в трущобах и рабочих цехах. Это было дешёвое бухло, которое можно было купить за копейки на любом ветхом лотке на углу улицы или внутри какого-нибудь вонючего погреба, – и оно быстро нанесло сильнейший ущерб внутренним районам Лондона.
В особо кошмарных случаях, когда получалась бурда, которую отказывались пить даже бомжи, добавляли ложечку сахара. Так что с тех пор у лондонцев сохранилось предвзятое отношение к сахару в джине. Когда-то он мог быть сладковатым, но после такого любой англичанин знал: сладкого джина нужно бежать как огня.
«Джиновый кот». Уличный автомат по продаже джина. Кладешь пенни — из трубки льется порция.Люди нередко слепли, умирали и регулярно шли на преступления из-за джина. Ткань в те времена была дорогой, так что особо отчаянные пьяницы закладывали одежду, напивались и бродили по улицам голыми. Примечателен случай, когда некая Джудит Дефор получила от благотворительной организации одежду для своего малютки, после чего задушила его, продала наряд и тут же пропила его в кабаке.
Само правительство описывало джин как «Основную причину всех пороков и разврата, совершаемого среди людей низшего сорта».
В общем, лет через 20 после начала эпидемии, в 1730-х годах, парламент решил бороться с тем, что сам однажды натворил. Начали вводить акцизы, подняли налоги, принялись отлавливать торговцев. Но трущобы Лондона — это свой мир со своими правилами. Государственных осведомителей ловили и били до смерти, полисменов закидывали камнями. Народ дна поднялся за свой джин на бунт и грозил взять штурмом парламент, который мешает им бухать. Так что неудивительно, что понадобилось еще лет 20, прежде чем демона джина удалось обуздать.
После принятия закона джиновую лихорадку обессмертила скандальная гравюра Хогарта «Джиновый переулок», созданная в 1751 году.
Художник изобразил трущобу в районах Лондона, разорённую пьянством. В «Джиновом переулке», шокирующем социальном документе того времени, была показана картина лишений: младенец свисает с перекладины, пока его мать сидит в пьяном окоченении; нищий и его собака жадно дерутся за кость; на улице вспыхивает дебош, и с трупа снимают ценные вещи; закладчик активно ведёт дела, между тем как люди меняют своё добро на деньги, чтобы купить ещё джина.
Гравюра сопровождалась пламенными стихами Джеймса Таунли: «Gin cursed fiend, with fury fraught; makes human race a prey; it enters by a deadly draught; and steals our life away» («Джин, проклятый демон, полный ярости, делает жертвой род людской, приходит со смертельным глотком и лишает нас жизни»).
«Джиновый переулок» сопровождался ещё одной гравюрой Хогарта под названием «Пивная улица», расхваливавшей счастливые и беззаботные добродетели огромных бочонков пенящегося эля, а также изображала промышленный улей наряду с полными и счастливыми англичанами, пинтами поглощающими пиво, «счастливый продукт нашего острова… мы поглощаем твой чудесный сок с радостью, а воду оставляем Франции».
Но если вы думали, что это была битва трезвости и пьянства, вы ошибаетесь. Это была война двух разных моделей пьянства. Злой, разбавленный скипидаром джин был для британцев проявлением пролетарского варварства, а вот пиво считалось полезным, достойным и укрепляющим мораль продуктом для сдержанного среднего класса.
Уильям Хогарт. «Пивная улица». Счастливые бюргеры, здоровая полнота, заслуженный рабочий перерыв, француз с бочкой бренди в ужасе от процветания английской нации. Сравните с «Джиновой улицей».
Даже в эпоху Эпидемии джина никто не боролся за трезвость. Трезвость претила джентльменам почти так же, как голые джиновые алкаши, валяющиеся на соломе.
Победило пиво. И именно это докатилось до наших дней. Правда сегодня употребляют все. Вот вам распрекрасный Лондон с их "ледями"
Новый год, однако
https://www.vice.com/en_us/article/53jj7z/how-a-gin-craze-nearly-destroyed-18th-century-london
https://disgustingmen.com/history/gin-craze/?utm_referrer=mirtesen.ru
http://obaldenno.com/article/3543/kak-pomeshatelstvo-na-dzhine-edva-ne-sgubilo-london-18-veka
Свежие комментарии