На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Жизнь - театр

1 157 подписчиков

Свежие комментарии

  • ВераВерная
    Спасибо за пост.30 первых фотосни...
  • Светлана Митленко
    Да вроде он сам и испугался!Гифки 81
  • Светлана Митленко
    О высокочтимая Инна, которая кличет себя Диаманти. Не соблаговолите ли назвать имя писателя, чьи рассказы о животных ...Рассказы о животн...

Великий могол. Гарри Кон ч.2

Первая часть: https://zhiznteatr.mirtesen.ru/blog/43761650560/Velikiy-Mogol.-Garri-Kon.-ch.1?nr=1

У Гарри Кона было мало друзей. Он боялся близости, боялся "ослабить оборону". Как-то во время забастовки один мелкий продюсер в "Коламбии" жаловался на Кона. Рекламный агент студии Уитни Болтон ответил излюбленной фразой босса: "Кто ест мой хлеб, должен петь мою песню". Кон узнал об этом и уволил Болтона, а не продюсера. "На прощание он сказал мне, вспоминает Болтон, если вы останетесь здесь, то всякий раз как я буду встречать вас на съемочной площадке, в столовой, просто на улице, я буду вспоминать о том, что обязан вам. А я не хочу быть никому обязанным. Я помогу вам найти другую работу в кино, но здесь вы оставаться не можете. Спасибо, что встали на мою защиту, и прощайте".
     Стиль руководства "Коламбией" приводил в ярость почти всех, постоянно ходили слухи о зреющем бунте. Кон никогда не знал в точности, кому можно доверять, поэтому, в конце концов, перестал доверять вообще кому бы то ни было. Угрозы исходили в основном из нью-йоркского офиса. Во всех кинокомпаниях шла война между офисами на западном и восточном побережье, но нигде она не была столь яростной, мелочной и непримиримой, как в "Коламбии". Каждый провал ставил под удар Кона, давал повод нью-йоркскому офису сместить его. Каждая удача, напротив, давала возможность Кону взбунтоваться. В конце концов, в Нью-Йорке стали втайне желать провала картин "Коламбии", чтобы иметь повод разделаться с Коном.
     Масла в огонь подливало еще и то, что это был конфликт не просто между художниками и финансистами, это была война между братьями. Джек Кон, оставшийся в Нью-Йорке, когда Гарри отправился в Калифорнию, всегда слыл "славным братом", "симпатягой". Он отличался мягкими манерами, приятной улыбкой. Сам он лично никогда бы не справился с Гарри, и он это понимал. У него не хватило бы силы. Но за спиной Джека был аппарат нью-йоркского офиса, и это уже понимал Гарри. Так что из Нью-Йорка Джек оказывал давление на своего брата, держа его на расстоянии вытянутой руки в тех вопросах, которые касались денег и прибылей. В отместку Гарри всячески унижал Джека.
Братья Кон

Гарри Кон считал, что в мире, где господствовали такие понятия, как собственная выгода и власть, можно выжить, лишь будучи самым сильным. Отсутствие образования и "хорошего происхождения" следовало компенсировать несгибаемой твердостью. В обществе, основанном на лицемерии, нужно было либо лицемерить лучше всех, либо быть безжалостно правдивым.
     Любой иной вариант был бы равносилен признанию поражения в войне, которую, как считал Гарри Кон, каждому приходится вести в одиночку.
     Кон, Майер, Цукор - вели примерно такой же образ жизни, как и Джек Уорнер (о них мы еще поговорим). Студия поглощала их целиком, хотя производственной необходимости в этом не было. Просто голливудским евреям хотелось, чтобы все шло именно так, потому что только тогда они чувствовали себя хозяевами, господами своей судьбы. Студия была для них воплощением мечты, надежд, власти. Если уж им не удавалось главенствовать в реальном мире большой политики, на студии они создавали свой мир, который полностью им подчинялся. Это и определяло всю студийную систему. Особый облик каждой студии придавали не только интерьер и месторасположение кинотеатров, не только традиции, но более всего - личность ее хозяина или хозяев. Магнаты строили студии по собственному подобию, чтобы воплощать свои мечты.
     Работа на "Коламбии" была еще менее легкой, чем у "Уорнеров". Гарри Кон управлял "Коламбией", как частным полицейским участком. Один из работавших там сценаристов вспоминает: "Он был жестким, безжалостным, невероятно грубым, обладал абсолютной финансовой и физической властью над своей империей. Говорят, он мог уволить человека просто за то, что тот произнес слово "смерть" или "болезнь" в студийной столовой. На всех съемочных площадках у него были установлены подслушивающие аппараты, он мог проследить за любым разговором, а затем, если то, что он слышал, ему не нравилось, его голос гремел через громкоговоритель. Каждый вечер он лично обходил студию, проверяя, не оставил ли кто свет". Сценарист Ринг Ларднер вспоминал, что на "Уорнер" Джек настаивал на полном рабочем дне даже по субботам и требовал, чтобы охранник следил, когда приходят и уходят сотрудники. Но на "Коламбии" было еще строже. "Гарри Кон высовывался из окна своего офиса и через двор заглядывал в окна кабинетов, где работали сценаристы. Потом он звонил кому-нибудь из них и говорил: "Вижу, вы ничего не делаете".
     Правда, в отношении творческих работников Кон все же проявлял некоторую обходительность. Ему нравилось заманивать звезду, сценариста, режиссера, и некоторым из них, особенно тем, кто блистал умом, он выказывал особое уважение. Зато, как только отношения были завязаны, он, казалось, терял всякий интерес. "Вероятно, в глубине души он не очень-то уважал самого себя и считал, что слишком хороший человек не станет на него работать, - говорил продюсер Пандро Берман. - Луис Б.Майер поступал как раз наоборот. Он тоже заманивал к себе творцов, но и потом продолжал льстить им, восхваляя до небес, будучи уверен, что человек этот очень мудро поступил, решив работать на него, Майера".
     Майер боготворил своих звезд, Кон же мог сказать о непокорной актрисе: "А пошла она куда подальше. Шлюху я могу и на улице найти".
Подписание контракта 

   Частично такое презрение ко всем и вся помогало Кону сохранять власть. Если люди знали, что незаменимых нет, все оказывались у него в подчинении. Кон был до некоторой степени художником, чья личность, воля, вкусы оставляли отпечаток на жизни студии и, в конечном счете, - на ее фильмах.
     Подобно Джеку Уорнеру, Кон вникал во все, что делалось на студии. Но поскольку к творческим работникам на "Коламбии" относились чуть терпимее, давая им чуть больше самостоятельности, то и фильмы получались чуть более разнообразными, чем на "Уорнер бразерс". Учитывая прошлое Кона, можно было бы предположить, что Америка, создаваемая "Коламбией", должна была бы во многом походить на Америку "Уорнеров". Это было верно лишь до некоторой степени. Как и Гарри Кон, Джек видел себя лидером бунта против красивостей и лицемерия истеблишмента. Большую часть 30-х годов Америка "Коламбии" была по существу Америкой Фрэнка Капры. Она была страной крепких, живучих, порядочных людей, наделенных изобретательным умом, лучше всего воплощенном в мистере Дидсе Гэри Купера или мистере Смите Джеймса Стюарта. Но и в этой Америке хватало места коррупции, взяточничеству, спекуляции, причем на самом высоком уровне.
    Злодеи Капры были чаще всего промышленниками, использовавшими символы демократии в собственных интересах, в основе его фильмов всегда был конфликт, противостояние: город против деревни, простолюдины против богачей, невинные против искушенных, одиночка против корпорации, традиции против веяний нового времени.
     Из лихих, но в конечном итоге глубоко нравственных комедий 30-х - начала 40-х - таких как "Ужасная правда", "Чем больше, тем веселее", "Весь город говорит", "Его девушка Пятница" - складывался образ Америки, где правили силы зла, а снизу им противостояли порядочность, правда, мораль, солидарность. Умелое руководство Гарри по-прежнему проявлялось по многим Оскарам, которые были собраны студией Коламбия под его бдительным взором, и по количеству великолепных фильмов всех времен, которые все еще существуют сегодня, таких как «От сюда в вечность», «На воде», «Это вы можете», «Возьми это с собой», «Мистер Смит едет в Вашингтон», «Рожденная вчера», «История Джолсона» и «Мост на реке Квай».

     Что же касается личной жизни, то и там не все было гладко, впрочем как и у всех Великих Моголов Голливуда.
     В частное заведение под названием "Голливудская школа для девочек", которую окончили дочери Сесиля Б.Де Милля и Уильяма Де Милля - "старой" голливудской аристократии определили своих детей как Джек Уорнер, так и Гарри Кон. За исключением Леммле, все голливудские евреи стремились удержать своих детей на почтительном расстоянии от кино.  Потомки же редко с этим соглашались. Родившись в мире своих отцов, где к их услугам уже было все необходимое, они отнюдь не горели желанием прокладывать себе дорогу в аристократические круги за пределами этого мира.
     Другие же, как Ласки или Александр Корда, предпочитали отправлять своих отпрысков подальше от Голливуда - во Францию или Швейцарию.
     И все же труднее всего приходилось женам голливудских магнатов. Когда они выходили замуж, их женихи были всего лишь амбициозными молодыми евреями.
     Гарри Кон женился на бывшей жене состоятельного адвоката. Никто из этих женщин даже предположить не мог, что их мужья добьются такого успеха, а для них самих это будет связано с жертвами и унижением. Мужья были настолько заняты работой, что у них почти не оставалось времени быть хорошими супругами и отцами. Однако на сексуальные развлечения на стороне время все же находилось. Вероятно, подобно семье, власти, богатству, культуре, секс в Голливуде должен был выставляться напоказ.
     Но больше других прославился своей ненасытностью Гарри Кон. Как-то Джералдина Брукс, которой предложили роль в картине Кона, вошла к нему в кабинет в широкой юбке и крестьянской блузе, обнажавшей одно плечо. Кон бросился на нее из-за своего массивного письменного стола. "Это что еще за блузка такая? Почему ты здесь разгуливаешь с обнаженными плечами?" С этими словами он схватил ее и сорвал кофточку. Она бросилась к двери. "Больше ты в этом городе работы не получишь!" - крикнул он ей на прощание.
     Корин Кальве, красавица француженка, получила от Кона указание прибыть на его яхту для обсуждения условий контракта. Вечером Кон в пижаме ворвался к ней в каюту и набросился на девушку. Кальве удалось отбить атаку и спрятаться, пока ее дружок потихоньку не увез ее с яхты. Как-то раз Кон вместе с женой поехал отдыхать в Гонолулу. Там он случайно наткнулся на девушку, за которой ухаживал в Лос-Анджелесе. Та путешествовала с банкиром, знакомым Кона. Кон предложил им присоединиться к нему и его жене и оставшееся время провел с девушкой. Осенью по субботам миссис Кон собирала мужу корзинку еды и провожала смотреть футбол, а тот заезжал за своей очередной подружкой, и вместе они отправлялись в пустующий дом приятелей, где и проводили уик-энд.
     Некоторым женам удавалось приспособиться к новому положению, и тогда они наслаждались своей ролью не меньше, чем мужья. Тех, кто не мог сориентироваться, чаще всего заменяли, поэтому развод в среде голливудских магнатов не был редкостью. И объяснялся он тем, что супруга не выполняла свою роль в обществе. Гарри Кон заявил, совершенно в духе Генриха VIII, что развелся со своей первой женой из-за того, что у той не могло быть детей, а ему очень хотелось сына.
     Новая миссис Кон была молода, стройна, привлекательна, хорошо образованна. Через год после свадьбы она родила ему ребенка. Один из коллег Кона назвал ее "птичкой в золоченой клетке". Она прекрасно умела развлекать гостей. Своих детей (дочь умерла в младенчестве, но у них было еще два сына и приемная дочь) она воспитывала так, чтобы они были образцами светскости. Она коллекционировала живопись и сама рисовала. Она учила французский, изысканно одевалась у студийного модельера. Она молча сносила унижения, но главное - знала, как удалиться, если этого хотел муж.
     Не всем женам была по вкусу роль птички в золоченой клетке. Однако публично недовольство никто не высказывал. Внешне семьи голливудских евреев оставались такими же любящими, надежными, спокойными и "американскими", как и семьи созданных ими экранных героев. Все атрибуты "лучших традиций" были налицо: дети, добившиеся успеха, верные домовитые жены, достаток и мир. Голливудская жизнь не просто копировала искусство. Здесь, среди голливудских евреев, жизнь превращалась в искусство.
     Немало иронии было в том, что, несмотря на всю замкнутость и самодостаточность голливудской общины, ее светская жизнь строилась по образцу восточного побережья и всякий, кто ждал здесь, в центре империи, развлечений, буйного веселья, шумных вечеринок, испытывал разочарование.
Генри Кон и режиссер Льюис Майлстоун

     Настоящей дружбы в Голливуде почти не существовало, особенно на его Олимпе, где решающее значение имели лишь самые последние достижения. Никто не хотел общаться с неудачниками, и уж менее всего голливудские евреи, многим из которых самим едва удалось избежать краха. Голливуд был жесток. Прочитав в газете, что некий консорциум предлагает купить "Коламбию" за огромные деньги, продюсер Милтон Сперлинг поинтересовался у Кона, собирается ли тот ее продавать. "Ты что, с ума сошел? Если я продам студию, кто же станет звонить мне по телефону?" - последовал ответ. И это была сущая правда, и все это знали.
     Как писала одна газета, утром в Голливуде чаще всего задавали два вопроса: "Ты с кем-нибудь переспал?" и "Сколько ты проиграл?" Что касается пороков, то голливудские евреи редко пьянствовали и не злоупотребляли наркотиками, хотя уже в 30-е годы недостатка в них не было. Женщины для магнатов были скорее метафорой власти. Зато они обожали азартные игры.  Ставки делались по поводу чего угодно - футбол, карты, скачки, фильмы, выборы. По-настоящему высокие ставки делались во время матчей в бридж или игры в покер. Талберг играл все время. Иногда к нему присоединялись Джо Шенк, Б.П.Шульберг, Дэвид Селзник. Размеры ставок поражали, но и это было частью голливудской метафоры. "Готовность делать высокие ставки была одним из способов завоевать уважение таких людей, как Майер, Кон, Занук, каждый из которых был способен рискнуть целым состоянием за карточным столом", - писал Майкл Корда. Азартные игры были своего рода терапией, когда можно было перестать притворяться и отдаться откровенной борьбе. В них проверялись умение блефовать и анализировать ситуацию, выдержка, верность оценки - все, что составляло главные качества хозяина студии. Здесь эти очень уязвимые, но проникнутые духом соперничества люди получали возможность запугивать друг друга и показывать, на что они способны. И наконец, азартные игры давали шанс обмануть судьбу, победив ее. Возможно, для многих евреев, считавших, что они играют с фортуной, это было решающим фактором. Талберг редко проигрывал. Ласки проигрывал все время. В Голливуде это кое-что да значило. "Они уезжали в субботу вечером, возвращались поздно ночью в воскресенье, проведя целую ночь за игрой в карты... Они ничего не обсуждали, просто играли", - вспоминает Пандро Берман. Позднее Джек Уорнер купил себе дом во Франции неподалеку от Монте-Карло, где часами просиживал за карточным столом. Шенк играл на Кубе. В конце 40-х Гарри Кон стал ездить в Лас-Вегас. Места менялись, азартные игры оставались.
      Для голливудских евреев стало почти правилом: как и Майер, Гарри Кон женился на молоденькой девушке, "воспитал" семью, переехал в шикарный особняк, отражал угрозы со стороны тех, кто считал, что он постарел и потерял волю и контроль над ситуацией. Но семья была для Кона не столько убежищем, сколько продолжением его владений. "В качестве доверенного лица ему нужен был такой человек, как я", - говорил Джонни Тэпс, процветающий издатель музыкальной литературы. Двадцать четыре часа в сутки Кон должен был знать, где находится Тэпс. Он предоставлял Кону свою квартиру для свиданий, а потом прикрывал его, нередко и сам участвовал в похождениях шефа.
     Однажды Кон увидел Тэпса с очень красивой девушкой и на следующий же вечер решил сам приударить за ней. Он накупил ей платьев, чулок и всякой всячины, чего обычно не делал, и предложил отправиться в ее дом, расположенный в нескольких милях от города. Когда они приехали, Кон отпустил машину. Чего женщина ему не поведала, так это того, что жила она с матерью и сынишкой. Кон вежливо извинился и попросил вызвать ему такси, но телефона в доме не оказалось. Обратно Кону пришлось добираться автостопом.
     На студии Кон постепенно терял свою власть, но не из-за того, что кто-то ее отнимал, чего он всегда боялся. Просто он уже действительно состарился, устал, и мир стал для него слишком сложным.
     Голливуд оказался на редкость несентиментальным местом. Когда человек лишался власти, он лишался милости, его изгоняли и забывали. Так произошло почти со всеми голливудскими евреями.
     У Гарри Кона всю жизнь было предчувствие, что он умрет в шестьдесят семь лет. Все Коны умирали в этом возрасте, говорил он, а когда его брат Джек вдруг скончался в шестьдесят семь после самой обычной операции, его фатализм лишь усилился. Как-то глядя в окно на своих детей, он вдруг заплакал: "Мне грустно, когда я думаю, что не доживу до того момента, когда они вырастут". Дело было не в том, что Кона вдруг потянуло на мелодраму. За несколько лет до этого, в марте 1954 года, он прошел курс лечения от рака горла. После нескольких операций болезнь, судя по всему, отступила, но когда Кон вернулся на студию, это был уже не тот человек - рассеянный, нервный, даже мягкий.
     Джонни Тэпс рассказывает, что как-то после совещания в Нью-Йорке Кон так разнервничался, что в аэропорту ему стало плохо. На борту самолета у него случился инфаркт. Ему дали кислородную маску, потому что он не разрешил сажать самолет - боялся, что акции компании сразу пойдут вниз. На сей раз Кону снова удалось выкарабкаться. Через два месяца во время приема он опять почувствовал себя нехорошо. На следующее утро, 27 февраля 1958 года его на "скорой" повезли в больницу. "Слишком тяжело", - сказал он своей жене, которая была рядом. Он умер по дороге от закупорки коронарной артерии.
      Гарри Кон скончался как раз перед церемонией вручения премии Оскар в феврале 1958 года, через три года после своего брата Джека. Более 2000 человек присутствовали на его похоронах. Рядом с шкатулкой был задрапирован логотип Columbia Lady. Хотя Гарри Кон был одним из самых противоречивых голливудских студийных магнатов, даже хулители Гарри не могли не признать его успех, вспомнив теперь известную цитату комика Реда Скелтона на похоронах Гарри: «Это доказывает то, что Гарри всегда говорил:«Дайте публике то, что  они хотят, и они пойдут на это». 
     Всякая жизнь - метафора. Первое поколение голливудских евреев создало американскую кинопромышленность в определенное время, в определенном месте, следуя определенным побуждениям. Время ушло, место обрело новые черты, тех целей больше не существовало, сами эти люди отошли от дел или ушли из жизни, более не в состоянии сохранять то, что они создали. Студии выжили, хотя и изменились. Контроль над ними перешел к конгломератам и крупным промышленникам. Каламбия существует до сих пор.
     Империи рухнули. Имена магнатов ушли в историю. Но после себя голливудские пионеры оставили нечто мощное, почти мистическое. Оставили мифологию, ставшую частью нашего сознания и культуры. Оставили свое представление об Америке, рожденное отчаянием, страхом и мечтой о прекрасной сказочной стране, где и они, изгои без роду и племени, станут хозяевами, где и их будут уважать, чтить и бояться. Сегодняшняя Америка - это во многом воплощение их идеала, созданная ими империя, безграничный, всеобъемлющий Голливуд.

Картина дня

наверх