На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Жизнь - театр

1 157 подписчиков

Свежие комментарии

  • Yvan
    Забавно, конечно, но жестоко так пугать.Гифки 81
  • Инна Диаманти (Брежнева)
    Рассказы Бондаренко - бездарная пошлость.Рассказы о животн...
  • Светлана Митленко
    Очень много разрушено, очень. К счастью в последнее десятилетие вроде взялись за ум. Пытаемся сохранить, то что остал...Красоты и музеи П...

Вяземский котел, некоторые малоизвестные факты.

 Судьба Москвы зависела от того, 

  какое время наши  солдаты 

  смогут выстоять под Вязьмой...

История про Вяземский "котёл". 

Одна из таких малознакомых историй - история про Вяземский "котел". Мало кто знает, насколько страшнее она, чем, например, битва на Волге. Из любого учебника истории, даже советского, известно, что под Сталинградом Вермахт потерял армию генерала Паулюса, состоящую из двадцати двух дивизий.

Так вот, Красная Армия под Вязьмой понесла потери несколько большие. В окружение попала группировка в составе трех армий, потери составили, по самым скромным подсчетам, 380 000 человек убитыми, 600 000 военнослужащих РККА попали в плен.

380 000 человек убитыми, 600 000 военнослужащих РККА попали в плен (так трактовали историки 5-6 лет тому-назад...возможно, что эти цифры вместе с гражданскими.... Данные в основном идут из немецких источников. В видео в лагере под Вязьмой было 50 тыс. пленных.На кадрах  хроники гражданские мужчины перемешаны с военными. Скорее всего 500-600 тысяч - это общие наши потери под Вязьмой..) ) 

Количество дивизий, угодивших в Вяземский "котел" и прекративших свое существование, равно 37. Девять танковых бригад, тридцать один артиллерийский полк резерва Главного командования разгромлены полностью. 

Но и это еще не все. Вяземская катастрофа имела свои последствия: уничтожение столь крупной военной группировки открыло немецким войскам прямую дорогу на Москву, которую пришлось срочно перекрывать силами ополченцев и курсантов, плохо обученных и столь же плохо вооруженных. 

Почти все они погибли, добавив пятизначные цифры в скорбную копилку потерь нашего народа в войне.  Бои под Вязьмой начались в октябре 1941 года. О том, что немецкий генштаб планирует крупное наступление, советское командование догадывалось, однако ожидало его между 19-й и 16-й армиями, где и были сосредоточены силы, в дальнейшем попавшие в Вяземский "котел". 

Это было ошибкой, удары противник нанес южнее и севернее, от городов Рославля и Духовщины, обойдя оборонительные позиции советских войск Западного фронта и окружив их. В результате такого классического охватного маневра была создана высокая концентрация войск на узких участках фронта, и немцам удалось прорвать растянутую оборону советских войск. Сражение под Вязьмой произошло семьдесят восемь лет тому  назад, а останки многих тысяч воинов, защитивших нашу Родину, по сей день лежат в безвестных могилах, по ним ездят автомобили, ходят люди, не знающие правды. Долгое время считалось, что лучше ее забыть.

На пути к победе под Москвой. Подвиг и трагедия Вяземского котла

«Вязьма! Вязьма! Кто её забудет? Я прослужил в нашей Красной армии, считай, не один десяток лет, бывал в боях, видывал виды!.. но то, что всем довелось пережить под Вязьмой, такое было впервые. 

День и ночь наши дивизии били врага. И как били — насмерть. Раненые отказывались выходить из боя. На место павших вставали всё новые и новые бойцы. Всё кругом пылало… Тогда наши солдаты грудью закрыли дорогу на Москву».

Маршал Советского Союза И. С. Конев

Давненько по сетям гуляет: Миф № 44. Не генералы виноваты в Вяземской катастрофе 1941 года, а Верховный Главнокомандующий Сталин и Ставка с Генеральным штабом

Вообще-то миф затрагивает Вяземско-Брянскую оборонительную операцию 1941 г. И так и сяк его используют для доказательства якобы имевшей место бездарности Верховного Главнокомандующего. Вот что пишет по этому поводу Арсен Мартиросян, российский писатель, в прошлом сотрудник КГБ. Общественный деятель, автор ряда книг по истории Второй мировой и Великой Отечественной войн — «Заговор маршалов. Британская разведка против СССР», «22 июня. Правда Генералиссимуса», «Трагедия 22 июня: Блицкриг или Измена? Правда Сталина», «Кто привел войну в СССР?», пятитомника «200 мифов о Сталине», пятитомника «200 мифов о Великой Отечественной войне»:
-Да, я не собираюсь оспаривать старинную истину, что за все, что происходит в армии, ответственен её Верховный Главнокомандующий. Как, впрочем, и командир в любой отдельно взятой части. Это жесткая аксиома сферы военного управления. Но, прочитав и просмотрев не одну тысячу книг и статей о войне, я, очевидно, тщетно силился понять одну простую вещь — наши генералы и маршалы хоть за что-то согласны нести ответственность или нет?! Как где провал или катастрофа, да ещё и с такими последствиями, как Вяземский и Брянский «котлы», так «безусловно, виновата Ставка, Верховный Главнокомандующий, Генеральный штаб» и далее по списку. И лишь изредка, едва уловимым намеком сообщается, что-де с какой-то стороны к катастрофе, кажется, причастны те или иные военачальники. Зато когда речь идет о победе в какой-либо операции, то в числе причастных к ней ни Сталина, ни Ставку, ни Генеральный штаб не увидишь. Хуже того. Военачальники друг у друга вырывают решающую роль в той или иной победоносной операции. И так практически в любых мемуарах и исследованиях. Понять, кто за что отвечал, — труднее, чем в одиночку и вплавь пересечь Тихий океан туда и обратно.

Именно так обстоит дело и с этим мифом. Но вот ведь в чем все дело-то. Факты, железные факты свидетельствуют, что ни Ставка, ни Сталин, ни Генеральный штаб не виноваты в трагедии Вяземского «котла»! Вяземско-Брянская оборонительная операция началась 2 октября 1941 г. А на основании данных разведки Ставка Верховного Главнокомандования ещё 27 сентября 1941 г. специальной директивой предупредила командующих фронтами о возможности наступления в ближайшие дни крупных сил противника на московском направлении! И что?! А ничего! Как об стенку горох. Никто из них даже и не потрудился хотя бы предположить основные направления главных ударов противника! А после войны, тем более в наше время, появляются удивительные формулировки, типа «неудачный исход вяземской операции обусловлен тем, что советское командование не сумело правильно определить направления главных ударов противника и сосредоточить на них основные силы и средства. Командующие фронта (Конев и Будённый) в ходе операции не осуществили маневр войсками на угрожаемые направления, не руководили их отходом и действиями окруженных войск»?! Как мило, дешево и сердито?! Всего лишь «неудачный исход»?! А что миллион людей настигла жуткая трагедия — это что, тоже всего лишь «неудачный исход»?! Видимо, от осознания несовершенства такой формулировки сейчас в моду вошла формулировочка следующего содержания — «хотя вина Конева за Вяземский „котёл“ вряд ли подлежит сомнению». Как бы походя — ну, виноват слегка, с кем не бывает?! Но это ещё что.Ю. И. Мухин описал в главе «Вязьма» своей книги «Если бы не генералы» (М., 2006). Внимательно, вдумчиво прочитайте то, что написал Ю. И. Мухин, опираясь на воспоминания тех, кто на своей шкуре испытал этот «неудачный исход»:

…Будет уместным… вспомнить окружение немецкими войсками советских армий под Вязьмой. Рассмотрим его в описании участников этого события генерал-полковника А. Г. Стученко, тогда полковника, командира 45-й кавалерийской дивизии, и генерал-лейтенанта И. А. Толконюка, в то время капитана, служившего в оперативном отделе штаба 19-й армии. Итак, 7 октября 1941 года немцы замкнули кольцо окружения четырех советских армий (19-й и 20-й Западного фронта и 24-й и 32-й Резервного фронта). Через 5 дней Ставка дает приказ командарму-19 генералу Лукину возглавить все четыре армии и прорываться с ними к Москве. Но сначала дадим вспомнить о поведении генерала Лукина командиру 45-й кавалерийской.

«В октябре мы получили приказ командующего фронтом пробиваться из окружения. Войска сделали несколько попыток — ничего не получилось, 45-й кавалерийской дивизии приказано находиться в резерве командующего армией. Разместили нас в кустарнике к северу от Шутово. Расположив там дивизию, я утром 9 октября прибыл на хутор у Шутово. В крайней просторной избе за столом сидели генералы Лукин, Вишневский, Болдин и группа штабных командиров. Выслушав мой доклад, генерал Лукин приказал быть при нем. Сев на скамью и вслушавшись в разговор, я понял, что идет выработка решения на выход из окружения. Командармы решили в 18.00 после артиллерийской подготовки поднять дивизии в атаку. Прорываться будем на северо-запад на участке 56-го моторизованного корпуса. Наша 45-я кавалерийская дивизия будет замыкать и прикрывать войска с тыла. Вечером после короткой артиллерийской подготовки над перелесками прозвучало мощное „ура“, но продвинуться наши части не смогли. Повторили попытку на следующий день — результат тот же. Люди были измотаны, боеприпасы подходили к концу. Автомашины, тягачи и танки остались без горючего. Чтобы боевая техника не досталась врагу, много машин и орудий пришлось уничтожить. Подрывая их, бойцы не могли удержать слез. В 19-й армии полностью сохранила свою боеспособность, пожалуй, только одна 45-я кавалерийская дивизия. Я убедительно просил командарма Лукина разрешить мне атаковать противника и этим пробить путь для всей армии. Но он не согласился.

— Твоя дивизия — последняя наша надежда. Без нее мы погибли. Я знаю, ты прорвешься, но мы не успеем пройти за тобой — немцы снова замкнут кольцо.

Этот довод, возможно, и был справедлив, но нам с ним трудно было согласиться. Мы, кавалеристы, считали, что можно было организовать движение всей армии за конницей. А в крайнем случае, даже если бы это не удалось, то сохранилась бы боеспособная дивизия для защиты Москвы».

Давайте оценим действия генерала Лукина. Немецкие дивизии, окружившие четыре наши армии под Вязьмой, сами стали на грань окружения и разгрома, если бы эти наши армии не ставили себе целью убежать от немцев, а ударили под основание немецких клиньев. Но у Лукина и мыслей таких нет: узнав, что он в окружении, он немедленно прекращает управление войсками — дезорганизует их — и, казалось бы, ставит себе одну цель — удрать! Но ведь и это он делает странно — точь-в-точь как Кирпонос. Для того чтобы «выйти из окружения», нужно было пробить еще не организованный фронт немецкого кольца. А для прорыва любого еще не организованного фронта всегда используются наиболее подвижные войска, к примеру, немцы для этого использовали танковые и мотопехотные дивизии. Смысл в том, что если в месте прорыва противник окажется готов к обороне и неожиданно силен, то нужно быстро переместиться в другое место — быстро найти такой участок, где противник слаб, с тем чтобы прорвать фронт с минимумом потерь, а потом ввести в прорыв свою пехоту и поставить противника перед необходимостью самому атаковать эту пехоту, чтобы закрыть прорыв. Это главная оперативно-тактическая идея немецкого «блицкрига». Причем немцы позаимствовали эту идею у Буденного, изучив его опыт войны с Польшей в 1920 г., но Будённый в те годы делал полякам «блицкриг» кавалерией!

Вот и объясните, зачем Лукин самое подвижное соединение своей армии назначил в арьергард, то есть поставил кавалерийской дивизии задачу, которую всегда ставили только пехоте (как наиболее устойчивому в обороне роду войск)?

Вот и объясните, почему Лукин считал, что если 45-я кавдивизия прорвет немецкое кольцо, то это плохо, так как 19-я армия может не успеть удрать из кольца в этот прорыв, а если не делать прорыв, то тогда будет лучше. Чем лучше? Для кого лучше?

Стученко над этими вопросами не задумывается, но дальше вспоминает следующее:

«Мысль о спасении дивизии не давала мне покоя. На свой страх и риск решил действовать самостоятельно. Так как северо-восточное направление уже было скомпрометировано неудачными атаками армии, было намечено другое — на Жебрики, почти на запад. К рассвету, расположившись вдоль опушки леса возле Горнов а, дивизия была готова к атаке. Впереди конных полков стояли артиллерия и пулеметные тачанки. План был прост и рас считан на внезапность: по сигналу трубы „В карьер“ пушки и пулеметные тачанки должны были галопом выйти на гребень высоты, прикрывающей нас от противника, и открыть огонь прямой наводкой. Под прикрытием этого огня сабельные эскадроны налетят на врага и пробьют дорогу…

…Подан сигнал „Пушкам и пулеметам к бою“. Они взяли с места галопом и помчались вперед на огневую позицию. После первых же их залпов у врага началось смятение. В бинокль можно было наблюдать, как отдельные небольшие группы противника побежали назад к лесу. По команде, сверкая клинками, дивизия перешла в атаку. До наших пушек осталось всего метров двести, когда мы увидели, что наперерез нам скачут на конях М. Ф. Лукин с адъютантом. Командарм что-то кричал и грозил кулаком. Я придержал коня. Полки, начавшие переходить уже в галоп, тоже придержали коней. Лукин подскакал ко мне:

— Стой! Именем революции, именем Военного совета приказываю остановить дивизию!

Чувство дисциплины побороло. Я не мог ослушаться командарма. А он боялся лишиться последней своей надежды и данной ему властью хотел удержать дивизию, которая армии уже не поможет, ибо армии уже нет… С тяжёлым сердцем приказывают трубачу играть сигнал „Кругом“. А немцы оправились от первого испуга и открыли огонь по нашим батареям и пулеметам, которые все еще стояли на открытой позиции и стреляли по врагу. От первых же снарядов и мин врага мы потеряли несколько орудий и тачанок. Снаряды и мины обрушились и на эскадроны, выполнявшие команду „Кругом“. Десятки всадников падали убитыми и искалеченными. Я с раздражением посмотрел на командарма и стал себя клясть, что выполнил его приказ. Не останови он дивизию, таких страшных потерь мы не понесли бы и, безусловно, прорвали бы вражеское кольцо… М. Ф. Лукин продолжал доказывать мне, что так надо было, что он не мог лишиться нашей дивизии… Дивизия „под конвоем“ Лукина и его штаба перешла на старое место — к хутору у Шутово. Вечером на командном пункте Лукина собрались работники штаба, политотдела, трибунала, прокуратуры, тыла 19-й армии и штабов других армий. Здесь же были командарм Вишневский (командующий 32-й армией Резервного фронта и Болдин (заместитель командующего Западным фронтом. — А.М.). Командный пункт, по существу, уже ничем не управлял. Связи с частями не было, хотя переносные радиостанции действовали в некоторых частях (мощные радиостанции пришлось уничтожить)».

А теперь прервем Стученко и прочтём воспоминание тогда капитана Толконюка. Напомню, что в этот день, 12 октября 1941 г., Ставка приказала генералу Лукину возглавить все четыре советские армии, попавшие в окружение. И. А. Толконюк пишет:

«…Генерал-лейтенант М. Ф. Лукин, получив указание, что на него возлагается руководство выводом всех четырех армий из окружения, собрал совещание командующих армиями, с которыми не было никакой технической связи и прибыли не все для обсуждения положения и выработки решения. В этом совещании, проходившем в условиях строгой секретности и сильно затянувшемся, присутствовал и генерал-лейтенант И. В. Болдин. В результате родился приказ, исполнителем которого был назначен начальник оперативного отдела полковник А. Г. Маслов. После неоднократных и мучительных переделок и поправок, вызывавших нервозность, приказ был подписан командармом и начальником штаба. Этот последний, отданный в окружении приказ имел важное значение, ибо он определил дальнейшую судьбу окруженных армий. Кстати сказать,  решение,  выраженное в приказе, не было сообщено в Ставку. Думается, что это случилось потому, что руководство окруженными войсками не ожидало его одобрения. Следует к тому же заметить, что на последние запросы Ставки командование почему-то вообще не находило нужным отвечать.

В приказе давался краткий и довольно мрачный анализ сложившейся обстановки и делалась ссылка на требование выходить из окружения во что бы то ни стало. Войскам приказывалось сжечь автомашины, взорвать материальную часть артиллерии и оставшиеся неизрасходованными снаряды, уничтожить материальные запасы и каждой дивизии выходить из окружения самостоятельно.

В тот день я был оперативным дежурным и приказ, размноженный в нескольких экземплярах для 19-й армии, попал ко мне для рассылки в дивизии. Передавая его мне, полковник А. Г. Маслов был крайне расстроен: он, стараясь, не глядеть никому в глаза, молча передал документ, неопределенно махнул рукой и ушёл. Чувствовалось, что полковник не согласен с таким концом армии. Через некоторое время он сказал мне по секрету: „Из всех возможных решений выбрано самое худшее, и армия погибла, не будучи побежденной противником. Правильно говорится, что армия не может быть побежденной, пока ее командование не признает себя побеждённым преждевременно. В нашем случае командование признало себя побежденным преждевременно и распустило армию, предоставив ее непобежденным бойцам самим заботиться о своей участи“.

…Приказ был незамедлительно доставлен в дивизии нарочными офицерами. А когда его содержание довели до сведения личного состава, произошло то, что должно было произойти. Нельзя было не заметить, что задача понята своеобразно: спасайся кто как может. Офицеры штаба, проверявшие на местах, как доведен и понят приказ, наблюдали неприглядную картину, поправить которую уже возможности не было, да никто и не пытался что-либо изменить. Всякая связь штаба армии с дивизиями прекратилась, вступили в свои права неразбериха и самотек. К вечеру 12 октября командование и штаб армии сложили с себя обязанность управлять подчиненными войсками. Командиры дивизий поступили так же. Командиры многих частей и подразделений выстраивали подчиненных на лесных полянах, прощались с ними и распускали. На местах построения можно было видеть брошенные пулеметы, легкие минометы, противогазы и другое военное снаряжение. Солдаты и офицеры объединялись в группы раз личной численности и уходили большей частью в неизвестность. В некоторых соединениях личный состав с легким ручным оружием начал поход в составе частей и подразделений, но с течением времени, встретившись с трудностями, эти части подразделения также распадались на мелкие группы.

…Это невольно способствовало тому, что из 28 немецких дивизий, первоначально окруживших наши войска, к началу второй декады октября было оставлено здесь только 14 дивизий, а 14 дивизий смогли продолжить путь к Москве. Расчет нашего командования на то, что окруженные армии организованно прорвутся из окружения и будут использованы для непосредственной защиты столицы, Не оправдался. Эти войска вынуждены были оставить в окружении всю материальную часть, все тяжелое оружие и оставшиеся боеприпасы, и выходили из окружения лишь с легким ручным оружием, а то и без него. В итоге всего сказанного и многого не сказанного группировка из четырех армий, хотя и обескровленных армий, насчитывавшая сотни тысяч человек, с массой артиллерии, танков и других боевых средств, окружённая противником к 7 октября, уже 12 октября прекратила организованное сопротивление, не будучи разгромленной, и разошлась, кто куда. Она, следовательно, вела бои в окружении всего каких-то 5–6 дней. Это кажется невероятным, этому трудно поверить. И тем не менее это так… Войска нуждались прежде всего в квалифицированном, твердом и авторитетном руководстве, чего, по существу, не было».

Конец цитирования из книги Мухина.

Но хочется добавить еще из воспоминаний командира 45 дивизии Стученко:

- Советские войска прекратили организованное сопротивление, Картина завершившегося сражения была поистине трагичной. Офицер из штаба 8-го АК передал свои впечатления от увиденного им тогда в отчете, подготовленном для командования соединения. В нем говорится: «...Наступил мороз и выпал первый снег. Бесконечные потоки русских пленных шли по автостраде на запад.
Полны ужаса были трупные поля у очагов последних боев. Везде стояли массы оседланных лошадей, валялось имущество, пушки, танки».
Стученко пишет о своем выходе из "котла": «45-я кавалерийская дивизия 12-го октября в 23 00 получила приказ командующего армией: держать фронт до 4-х часов утра, после чего отходить на юг, прикрывая войска, которые будут с рассветом пробиваться в район Стогово (южнее Вязьмы) на соединение с 20-й армией генерал-лейтенанта Ершакова. Однако, как потом выяснилось, штаб армии, сколотив отряд в 600 человек, взял радиостанцию и ушел в неизвестном направлении. Получилось, что дивизия уже около 4 часов фактически никого не прикрывала. В пятом часу утра полки по приказу командира дивизии снялись с места. Держа коней на поводу, конники начали движение на юг, как было приказано еще вечером командармом. На рассвете 13 октября дивизия подошла к деревне Жипино. Высланные разъезды были встречены огнем: в деревне враг. Чтобы избежать ненужных потерь, деревня была обойдена с северо-запада и далее остатки через лес направились на деревню Буханово. Но до нее не дошли, попав под автоматно-пулеметный огонь. Пришлось вернуться назад к деревне Жипино и предпринять еще одну атаку. Вскоре к кавалеристам присоединились танкисты из 127-й танковой бригады генерал-майора танковых войск Федора Тимофеевича Ремизова. В бригаде, правда, оставалось всего 3 танка КВ, которые вскоре тоже были подбиты. На пути дивизии оказалась река Вязьма, которую было решено форсировать недалеко от деревни Степаньково. Остатки дивизии незаметно дополнялись примкнувшими офицерами и солдатами, выходившими из окружения. Вскоре таких оказалось уже более 600. Но костяк ещё состоял из бойцов 45-й кавдивизии , в которой ещё оставалось на тот момент 180 лошадей, из которых здоровых только 22. Умер от раны в живот начальник разведки дивизии Гавронский. Вскоре подошли к железнодорожной станции Пятница. Часть во главе с командиром дивизии двинулась вперед, вошла в перелесок севернее станции Угра и расположилась на отдых. Оставшаяся часть отряда, представлявшего собой уже довольно разношерстную массу стихийно, неорганизованно разделилась на отдельные группы, которые двинулись по кратчайшим направлениям к линии фронта. Некоторые из них прорвались в районе Наро-Фоминска, а некоторые совсем не вышли к своим. Группа с командиром дивизии Стученко в полдень 17 октября подошла к деревне Коптево Знаменского района Смоленской области. Немцев здесь не было. Здесь удалось раздобыть лодки для переправы через реку. В последующие 8 дней ничего существенного не произошло, если не считать отдельных стычек с противником, в основном на дорогах, которые приходилось пересекать. 26 октября еще засветло группа подошла к деревне Клины (50 километров западнее Серпухово). В последних числах октября юго-западнее Серпухова удалось захватить "языка", который оказался ефрейтором 13-го армейского корпуса. По его показаниям был определен дальнейший маршрут следования: Трояново - Буриново - Стайки. Здесь леса и болота , и вражеских войск меньше. Самым опасным участком оказалась дорога между Буриново и Воронино, которую надо было пересечь. Вскоре, 28 октября, группа вышла в расположение советских войск в полосе 49-й армии».Вновь обращаю внимание на то, что в данном случае Лукин уже заслуживал расстрела перед строем армии. Как за фактический отказ от попытки вырваться из окружения, за разложение воинской дисциплины и самовольный роспуск частей, так и за неисполнение приказа Ставки о руководстве прорывом из окружения четырьмя армиями, приказа № 270 от 16 августа 1941 г. и т. д. Мне лично очень трудно понять, - отмечает Мартиросян,- одну вещь — неужели среди всего командного состава не нашлось ни одного более или менее приличного человека, чтобы немедленно расстрелять Лукина и всю его камарилью как настоящих предателей и изменников Родины?! Куда глядели Особый отдел, военный прокурор, военный трибунал?! Ведь на кону-то стояли жизни вверенного им целого миллиона человек, и особенно судьба столицы!

Так вот и спрашивается, не эту ли подлинную, крайне неприглядную правду об истинном происхождении трагедии Вяземского «котла» имел в виду Лукин, изрядно осмелевший после убийства Сталина, который в эйфории победы и по причине инвалидности Лукина — в плену ему ампутировали ногу — просто сжалился над ним и не поставил к стенке?! Не из-за этого ли Лукин так лихо сваливал всю вину на Конева и Буденного?! Ведь самый лучший способ сокрыть свое предательство — свалить вину за трагедию на других! Никто не спорит, что и они были виноваты, но они были виноваты за дубовое руководство боевыми действиями. А вот за то, что произошло в окружении, — за это должен был ответить лично Лукин и только у расстрельной стенки. Ведь только под Вязьмой было угроблено 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий! Немцы всего 28 дивизиями окружили 37 наших дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий! А через несколько дней тевтоны оставили всего 14 дивизий и наши 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий безропотно, как бараны, сдались, не будучи побежденными! Более того. Кто-либо может вразумительно объяснить, а при чем тут Сталин и Ставка, если решение, выраженное в приказе Лукина, даже не было сообщено в Ставку, если на последние запросы Ставки Лукин вообще не находил нужным отвечать?!

Может быть, хватит с маниакальным фанатизмом все валить на Сталина и на Ставку?! Может быть, пора, наконец, хоть что-то спросить с наших «доблестных» генералов и маршалов военной поры?! Сколько же можно очернять Верховного Главнокомандующего, Ставку и Генштаб во главе с мудрейшим асом маршалом Шапошниковым, и выставлять их виновными по любому поводу, а чаще всего, и без повода?!

Конец статьи Мартиросяна

Генерал Лукин – герой обороны Смоленска и Вязьмы

 

- Это была операция "Тайфун".

- Цель операции: Стереть Москву с лица земли. Немцы  Москву не собирались брать. Они хотели её окружить и уничтожить бомбардировками, артиллерией, голодом.

- Превосходство немцев над нашими войсками: в живой силе  - в 5 раз, в ариллерии - в 13 раз, в танках - в 31 раз...

-Судьба Москвы зависела от того, как будут способны наши солдаты оборонять Вязьму...

- В Вязьме осталось только 57 жилых домов...

В Поле под Вязьмой гитлеровцы понесли потерь больше, чем при завоевании всей Европы. На этих страницах войны 50 лет стоял гриф "секретно". 

 В 1993 году, генералу Лукину, посмертно было присвоено звание Героя России....

Однозначных оценок потерь в вяземской катастрофе нет. Согласно официальным данным потери советских войск в Московской стратегической оборонительной операции с 30 сентября по 5 декабря 1941 г. составляют 658 279 человек, в том числе 514 338 человек было потеряно безвозвратно. По немецким данным в плен было взято около 600 тысяч человек, что вероятно преувеличено.

Советские пленные взятые под Вязьмой и Брянском.

Большие потери делают Вяземский и Брянский «котлы» самыми страшными трагедиями 1941 г. После этих котлов на пути немцев к Москве оставались незначительные и сильно рассеянные советские части. Катастрофа под Вязьмой сорвала планы советского командования на оборону на дальних подступах к Москве.

После Вязьмы на пути немецких частей к Москве практически образовался вакуум – советских частей на рубежах обороны не было! Вплоть до конца ноября из брянских и вяземских лесов с боями будут прорываться окруженцы. Части выходившие из окружения тут же бросались на новые оборонительные рубежи. Часть окруженцев перешла к партизанским действиям и оставалась в лесах под Вязьмой до зимы 1941–42 гг. Из этих окруженцев в феврале-марте 1942 г. пополнялись изолированные под Вязьмой части кавкорпуса Белова.

А тем временем погода испортилась и Вермахт стал утопать в грязи, сроки наступления срывались, но это было уже маловажно. Спустя две недели после начала операции «Тайфун» казалось, что победа уже в руках у немцев. В отчете от 19 октября Фон Бок написал: «С честью выдержав эту тяжелую битву, вы совершили величайший в ходе этой кампании подвиг!».И тем не менее война только набирала обороты, собрав страшную жатву в многочисленных котлах она подкатывалась к советской столице. Под стенами Москвы окончательно рухнут надежды немцев на блицкриг. Но пока шел 5 месяц войны. Самый черный месяц 1941 года.

Под Вязьмой  организовано Поле Памяти и Славы Русскому Воину, Богородицкое поле, аналогично Бородинскому полю...  

— Я родилась в 1944 году, поэтому о войне и тех событиях, которые разворачивались в этих местах, знаю от родителей, — вспоминает матушка Ангелина. — Здесь неподалёку протекает речушка Вазузка. Так вот мама рассказывала, что весной 1942 года немцы гоняли каждое утро в течение месяца всех жителей деревни вылавливать трупы советских бойцов. Хотя вылавливать — это не совсем верно. Трупы солдат лежали слоями. Снимали верхний, немного оттаявший слой, рыли ров, закапывали, потом следующий слой… Сколько их было, этих слоёв один на другом, — непостижимо уму человеческому.

Война не хочет уходить
Тридцать два года назад по инициативе отца Александра Клименкова, тогда секретаря парткома местного совхоза, который потом станет мэром Вязьмы, а затем, в 2014 году, уйдет с руководящей должности в священники, предложил создать в деревне Красный Холм первое в Советском Союзе «Поле Памяти». За эту инициативу будущего отца Александра едва не выгнали из партии.

— В 1985 году при строительстве свиноводческого комплекса в деревне Кайдаково экскаваторщик вырыл останки четырёх наших бойцов, — рассказывает отец Александр. — Мы торжественно перезахоронили их у Вечного огня. А потом были найдены останки ещё 29 бойцов, потом — 17, потом ещё и ещё, и мы поняли, что на этом поле тысячи, десятки тысяч незахороненных останков. И места у Вечного огня будет недостаточно.
Так родилась идея создать Поле Памяти. За это на выездном бюро обкома меня хотели исключить из партии. У нас ведь не любили говорить о поражениях. В Сталинградской битве погибло в два раза меньше наших бойцов, но там была победа. А здесь — поражение. Вот и замалчивали многие годы подвиг людей, совершивших чудо жертвоприношения, без которого не было бы ни Московского сражения, ни Сталинградской битвы.

7-12 октября исполняется 77 лет тем далёким событиям. Но война никак не хочет уходить. В начале двухтысячных годов шестеро пацанов, учеников Кайдаковской средней школы, нашли снаряд времён Второй мировой войны и бросили его в костёр. Пятьдесят лет смертоносный металл пролежал в земле, но не утратил своей страшной разрушительной силы. В результате взрыва погибли 6 детей: Миша Семёнов, Олег Новиков, Миша Мельников, Серёжа Кудрявцев, Дима и Денис Фомочкины. На Поле Памяти им тоже установлен памятник. Война, таким образом, продолжается. И будет продолжаться до тех пор, пока её смертоносное наследие напоминает о себе, калеча и убивая людей, в первую очередь детей.
Сегодня мемориал «Поле Памяти» - это несколько монументов: есть здесь памятник музыкантам духового оркестра, погибшим на полях сражений; памятник трактористам, памятник сожженным деревням Смоленской области, часовня Божьей Матери «Одигитрии» и бескрайнее поле, на котором ежегодно хоронят останки бойцов Красной Армии, героически погибших в «Вяземском котле».Безмолвные свидетели событий октября 1941 годаНа мемориальном комплексе установлены как одиночные могилы-надгробия, так и коллективные.

Есть памятник погибшим музыкантам. В июле 1941 года музыканты Государственного духового оркестра Союза ССР добровольно вступили в народное ополчение и в составе 6-й дивизии Дзержинского района Москвы ушли на фронт со своими, как гласит легенда, духовыми инструментами. Из двенадцати сформированных в Москве ополченческих дивизий десять были втянуты в бои под Вязьмой, в каждой примерно по 10 000 человек. Из окружения вышли от нескольких сотен до тысячи из каждой. И ни одного музыканта.

…И еще цифра. В октябре 41-го, за две недели, в «Вяземском котле» погибли и пропали без вести 42 журналиста. Таких потерь отечественная журналистика не несла ни до этого, ни после.Есть и памятник механизаторам и трактористам, погибшим в годы Великой Отечественной войны.Командование РККА считало, что германские войск будут наступать вдоль этой дороги и жестоко просчиталось.На двадцати семи черных плитах мемориального комплекса у Богородицкого поля выбиты только номера сгинувших бригад и дивизий, причем на каждой по нескольку.

Открытый в 2013 году музей на Богородицком поле, на месте попытки отчаянного прорыва из «Вяземского котла» остатков окруженных советских дивизий, размещается в здании бывшей помещичьей оранжереи. И хотя там всего три зала, но это — едва ли не лучший музей войны, какой я видел в своей жизни, сообщает корреспондент. Основанный на материалах, собранных вяземскими поисковиками за время, когда им позволили заниматься этим легально.Директор музея «Богородицкое поле» Игорь Михайлов.

Какова же итоговая цена этих дней? В витрине, усыпанной солдатскими «смертными» медальонами, простой листок («Это наши подсчеты. Их можно корректировать», — оговаривается Михайлов):

  • Убитые и умершие от ран  — 200–275 тысяч человек
  • Санитарные потери — 120—150 тысяч человек
  • Пленные и пропавшие без вести — 450—500 тысяч человек
  • Общие потери Западного, Резервного фронтов, полевых строительств Западного управления ГУБОПР и других гражданских наркоматов — 770—925 тысяч человек

Другими словами, даже приемлемо-приблизительных цифр нет до сих пор. Пятьдесят тысяч в одну сторону, пятьдесят — в другую.Поезд с советскими военнопленными. октябрь 1941 года. Копия фотографии, сделанной немецкими офицерами, экспонат музея «Богородицкое поле».

Мемориал на Богородицком поле с главным памятником комплекса в честь московских ополченцев был открыт в 2009 году. С этого времени здесь с отданием воинских и христианских почестей похоронено 1448 человек, из них по фамилиям известно 117. Только в 2016 году (через 75 лет после боев!) бойцами поисковых отрядов в Вяземском районе поднято более 70 останков погибших, найдены и отправлены на экспертизу 17 медальонов, десять имен погибших установлено.

Только десять…

Вечная Слава и Память Героям 

павшим в Великой Отечественной Войне в борьбе за 

Свободу нашей Родины.

Картина дня

наверх