Эта тёмно-вишнёвая шаль...

Не было для модниц начала XIX века более желанного аксессуара, чем кашемировая шаль! Яркая, лёгкая, многоцветная, порою тонкая настолько, что её можно было протянуть сквозь кольцо – она была роскошным подарком, отличным дополнением к приданому, дорогостоящей покупкой.

С историей шалей мы познакомились, а сегодня мы с вами поговорим о другом. Об историях про шали.

Первая супруга Наполеона, Жозефина, была иконой стиля своего времени, и немало поспособствовала распространению моды на шали. Однако мало кто знает, что поначалу этот предмет туалета её, признаться, не восхитил. Своему сыну Евгению Богарне, отправившемуся вместе с Наполеоном в Египетский поход, она писала: «Получила шали. Они, конечно, очень дорогие, но мне кажутся ужасными. Главное их достоинство в лёгкости. Сомневаюсь, что они когда-нибудь войдут в моду. Правда, того, что они такие редкие, и, самое главное, тёплые, для меня вполне достаточно». Жозефина с шалью

О, Жозефина ошибалась! Модными они стали очень быстро. И уж, конечно, будущая императрица не знала, что в своё время шаль спасёт жизнь будущему императору.Тогда Наполеон Бонапарт был ещё только Первым консулом. Однажды вечером Жозефине очень захотелось послушать Гайдна (согласитесь, достойное желание), и она упросила возлюбленного отправиться с ней в театр. Наполеон, несмотря на то, что его предупреждали о возможном покушении, устоять не смог. Он сел в первую карету, а Жозефина вместе с дочерью, Гортензией Богарне, и будущей золовкой, сестрой Наполеона, Каролиной Мюрат, собиралась сесть во вторую. Однако они задержались – Жозефина куталась в роскошную шаль, которую ей только что привезли из Константинополя, и тут адъютант Наполеона, Жанн Рапп, внезапно задержал их.

Несмотря на то, что он был отважным военным (в битве при Аустерлице ему предстояло взять в плен князя Репнина), он знал толк и в дамской красоте. Ох уж эти «молодые генералы своих судеб», пусть даже французские… Он в очень изысканной форме дал Жозефине понять, что этим вечером она не так элегантно, как обычно, задрапировала складки шали, а она, улыбнувшись, предложила ему самому укутать её на манер египетских женщин. Это заняло совсем немного времени, но задержка, как выяснилось чуть позднее, сыграла свою роль.Тележка водовоза, в которую был заложена бомба, взорвалась между первой и второй каретами, а не перед первой, как планировали заговорщики. Взрывом только выбило стёкла в карете с дамами. Войдя в театр, Наполеон уселся на своё место и мрачно сказал одному из своих генералов: «Негодяи хотели меня взорвать. Подайте программку!» А ведь если бы не шаль…

В роскошном гардеробе Жозефины, поначалу равнодушной к шалям, их постепенно соберётся не десять и даже не сто – несколько сотен. Придворным дамам придётся сортировать их, например, по цвету, и больше всего было красных, амарантовых, жёлтых и белых. Шали, можно сказать, некуда было девать, и императрица приказывала то сделать из них очередное платье, то покрывало для кровати, то даже подстилку для любимой собачки. А, между тем, обычные женщины мечтали хотя бы об одной!А что, если шали не было? Тогда можно было пойти на крайние меры. Например… украсть! В мемуарах одной герцогини есть следующий эпизод. Однажды на балу мадам Амелин, известная светская красавица, оставила на стуле свою роскошную чёрную шаль, а сама оправилась танцевать. Дамы постоянно так делали, оставляя то сумочку, то веер – ведь, в конце концов, вы не где-нибудь, а на балу, и вправе ожидать, что гости ведут себя достойно. Увы, не всегда. Когда мадам Амелин вернулась, то шали не было. Она осмотрела зал, и вдруг увидела, как другая светская дама прогуливается, как ни в чём не бывало закутавшись в пропажу. Естественно, мадам Амелин тут же к ней подошла, и состоялся приблизительно следующий диалог:

– Мадам, у вас моя шаль!

– Уверяю вас, мадам, вы ошибаетесь.

– Но я могу доказать, что это именно моя шаль, в её узорах тринадцать пальметт, что очень необычно. Потрудитесь сосчитать.

– На моей шали ровно столько же!

– Хорошо, тогда я опознаю её по прорехе – отправляясь нынче на бал, я её порвала.

– Именно из-за того, что на моей шали прореха, я и смогла её приобрести по гораздо более низкой, чем обычно, цене.Словом, препирательства ни к чему не привели. Мадам Амелин, конечно, утешалась тем, что рассказывала эту историю, но шаль она всё-таки потеряла. Было ли стыдно похитительнице? Вряд ли. Как Париж стоил мессы, так и репутация, видимо, стоила шали…

А шаль могла быть не просто аксессуаром. Она могла стать частью образа.

Эмма Лайон, будущая леди Гамильтон и возлюбленная адмирала Нельсона, одна из самых красивых женщин своего времени, прославилась не только божественной красотой, но и грацией. Художник Джордж Ромней, питавший к ней исключительно платонические чувства, дарил ей, своей музе и натурщице, свободные лёгкие платья и шали. Тогда и начал развиваться её природный дар – окутанная волнами ткани, Эмма станет давать своеобразные представления.Сам великий Гёте так будет вспоминать красавицу в «греческом костюме»: «С распущенными волосами, взяв две шали, она так меняет свои позы, жесты, выражения, что в конце концов думаешь – это только сон. То, чего тысячи артистов были бы счастливы достигнуть, здесь видишь воплощённым в движении, с захватывающим разнообразием. На коленях, стоя, сидя, лёжа, серьёзная, печальная, шаловливая, восторженная, кающаяся, пленительная, угрожающая, тревожная… Одно выражение следует за другим и из него вытекает. Она умеет для каждого движения создать складки платья и их изменить, сделать сто разных головных уборов из одного и того же куска ткани».Возможно, именно этим описанием вдохновлялся Дюма-отец, когда писал роман «Луиза Сан-Феличе», в котором появляется леди Гамильтон: «Поверх хитона была наброшена широкая индийская шаль переливчатых оттенков с золотой вышивкой; на интимных вечерах у королевы эта накидка не раз служила Эмме при исполнении придуманного ею «танца с шалью», в котором она достигала такого волшебного совершенства и такой неги, что с ней не могла бы сравниться ни одна искусная танцовщица».

Знаменитая мадам Рекамье, ещё одна красавица эпохи, тоже будет танцевать с шалью, однако, судя по воспоминаниям современников, её выступления в кругу друзей были более вызывающими, и не столько создавали некие образы, сколько подчёркивали её красоту.