Сын генерала, дерзившего Суворову
Павел Нащокин.
В доме эксперта по искусствам Павла Нащокина бывал в свое время весь творческий бомонд Москвы и Петербурга. Этого человека любили и уважали за редкий ум и обаяние. Нащокин представлял знатный род, история которого насчитывала более 500 лет. Его предок, Дмитрий Нащока, ходил в боярах и служил московскому князю Симеону Гордому. Большинство представителей мужчин Нащокиных были военными или дипломатами, состояли при царских дворах. Отец Нащокина, Воин Васильевич, был заметным деятелем Екатерининской эпохи с генеральским чином. Правда, слава настигла этого смельчака со вспыльчивым нравом после того, как он влепил генералиссимусу Суворову пощечину.
Павел во многом был похож на отца, унаследовав, в первую очередь, крайнюю непредсказуемость. При этом от матери он взял доброту нрава и глубокую мудрость. Получив великолепное домашнее образование, продолжил учиться уже в Царскосельском лицее, где и познакомился с Пушкиным. О встречах его с Пушкиным в послелицейские годы сохранилось не много сведений. Настоящая дружба завязалась между ними уже позже, когда поэт вернулся после долгой шестилетней ссылки в Москву. Учеба, правда, не задалась. Разочаровавшийся в науках юноша решился на военную карьеру, но вскоре уволился в чине поручика и из армии.
Павел во многом был похож на отца, унаследовав, в первую очередь, крайнюю непредсказуемость. При этом от матери он взял доброту нрава и глубокую мудрость. Получив великолепное домашнее образование, продолжил учиться уже в Царскосельском лицее, где и познакомился с Пушкиным. О встречах его с Пушкиным в послелицейские годы сохранилось не много сведений. Настоящая дружба завязалась между ними уже позже, когда поэт вернулся после долгой шестилетней ссылки в Москву. Учеба, правда, не задалась. Разочаровавшийся в науках юноша решился на военную карьеру, но вскоре уволился в чине поручика и из армии.
Ближайший друг и первый критик Пушкина
Нащокин и Пушкин.
Никогда, никому и ни о ком Пушкин не писал так, как это было с Нащокиным. О редчайшей человеческой привязанности свидетельствует многолетняя переписка друзей, полная откровенности и нежности. Пушкин доверял Нащокину самые сокровенные мысли и переживания, обращаясь к нему «радость моя». Это была честнейшая дружба сердец, хотя в переписке много места отводилось массе других вопросов, в том числе денежных. Пушкин доверял товарищу в делах, как никому иному.
Помимо дружеских взаимоотношений и доверия в житейских вопросах, Пушкина с Нащокиным связывали литературные пристрастия. И если с официальным образованием у Павла Воиновича не сложилось, то самостоятельная работа в этом направлении велась им неустанно. Нащокин очень много читал, общался с выдающимися людьми и обладал уникальным литературным вкусом. Об этом писал один из приятелей Павла режиссер Куликов (псевдоним – Крестовский). Он отмечал, что благодаря удивительной начитанности, Нащокин был экспертом во французской и русской литературе, изучая в переводах и произведения множества других народов. Нащокин знал жизнь, тяготел к изящным искусствам, имел критическое чутье, интуитивно вынося точнейшие «приговоры». Когда русский бомонд зачитывался Марлинским, Нащокин открыто высмеивал вычурную манеру автора, пророчески предсказывая его скорый провал. А сам углублялся в тогда еще непопулярного Бальзака, заставляя читать его всякого встречного и крича о французском таланте направо и налево.
Никогда, никому и ни о ком Пушкин не писал так, как это было с Нащокиным. О редчайшей человеческой привязанности свидетельствует многолетняя переписка друзей, полная откровенности и нежности. Пушкин доверял Нащокину самые сокровенные мысли и переживания, обращаясь к нему «радость моя». Это была честнейшая дружба сердец, хотя в переписке много места отводилось массе других вопросов, в том числе денежных. Пушкин доверял товарищу в делах, как никому иному.
Помимо дружеских взаимоотношений и доверия в житейских вопросах, Пушкина с Нащокиным связывали литературные пристрастия. И если с официальным образованием у Павла Воиновича не сложилось, то самостоятельная работа в этом направлении велась им неустанно. Нащокин очень много читал, общался с выдающимися людьми и обладал уникальным литературным вкусом. Об этом писал один из приятелей Павла режиссер Куликов (псевдоним – Крестовский). Он отмечал, что благодаря удивительной начитанности, Нащокин был экспертом во французской и русской литературе, изучая в переводах и произведения множества других народов. Нащокин знал жизнь, тяготел к изящным искусствам, имел критическое чутье, интуитивно вынося точнейшие «приговоры». Когда русский бомонд зачитывался Марлинским, Нащокин открыто высмеивал вычурную манеру автора, пророчески предсказывая его скорый провал. А сам углублялся в тогда еще непопулярного Бальзака, заставляя читать его всякого встречного и крича о французском таланте направо и налево.
По сохранившейся переписке (26 писем Пушкина и 23 письма Нащокина) и свидетельствам современников можно утверждать, что Нащокин был человеком незаурядным и оригинальным. Умный, многосторонне образованный, с живым художественным чутьем, он был в то же время страстным игроком и прожигателем жизни. По меткому определению Гоголя, он «промотал все свое имение, провел безрасчетно и шумно свою молодость... и среди всего этого не потерялся ни разу душою, не изменил ни разу ее благо-родным движениям, умел приобресть невольное уважение достойных и умных людей и с тем вместе самую искреннюю дружбу Пушкина, питавшего ее к нему, преимущественно перед другими, до конца своей жизни». Его друзьями и близкими знакомыми можно назвать В. А. Жуковского, Е. А. Баратынского, Д. В. Давыдова, М. Н. Загоскина, Н. М. Языкова, П. Я. Чаадаева, К. П. Брюллова, А. Н. Верстовского, В. А. Тропинина, М. С. Щепкина и В. Г. Белинского, который считал Нащокина «добрым и прекрасным человеком».
Пушкин не сомневался в критическом таланте друга и ему первому читал новые сочинения. Всецело соглашался с его оценками и тонкими критическими замечаниями. Ведь честный с другом Павел Воинович далеко не всегда восторгался пушкинскими строками. Он позволял себе порицать, причем настолько резко и категорично, насколько считал нужным.
Пушкин не сомневался в критическом таланте друга и ему первому читал новые сочинения. Всецело соглашался с его оценками и тонкими критическими замечаниями. Ведь честный с другом Павел Воинович далеко не всегда восторгался пушкинскими строками. Он позволял себе порицать, причем настолько резко и категорично, насколько считал нужным.
Хладнокровность и чудачества
Нащокин с семьей в гостиной.
Нащокин никогда не имел собственного жилья, снимая различные дома в зависимости от состояния финансов. У него не было ни стабильного дохода, ни постоянного адреса. Но такая ситуация никогда не тяготила Павла Воиновича. Он не заморачивался вопросами денег, антуража, спокойно чувствуя себя как в роскошных апартаментах, так и в самых бедных комнатах. Пушкин, приезжая к другу после долгих разлук, находил адрес Нащокина элементарно: дом Павла Воиновича знал каждый извозчик. Свое исходное состояние легкомысленный в быту Нащокин промотал в считанные месяцы. Но духом Павел Воинович падать не умел, руководствуясь философским хладнокровием. И судьба постоянно демонстрировала справедливость такого его отношения к жизни. Нащокин с десяток раз разорялся, а вскоре снова становился богачом. То друзья помогали, то перепадало наследство, то крупный выигрыш в карты. В этом пристрастии Пушкин с Нащокиным были едины.
1830-е годы были временем частых встреч Пушкина с Нащокиным. Приезжая в Москву, поэт почти всегда останавливался у своего друга. Круг их задушевных бесед касался вопросов литературы и искусства и житейских тем. В холерные месяцы 1830 года поэт опасался за жизнь Нащокина и в письме к композитору Верстовскому писал: «Если он умрет, не с кем мне будет в Москве молвить слова живого, т. е. умного и дружеского». Пушкин ценил в Нащокине дар рассказчика и побуждал его писать записки, внося в них свои поправки. Его же рассказами поэт воспользовался при создании «Дубровского» и «Домика в Коломне», а самого Нащокина собирался изобразить в романе «Русский Пелам».
Нащокин никогда не имел собственного жилья, снимая различные дома в зависимости от состояния финансов. У него не было ни стабильного дохода, ни постоянного адреса. Но такая ситуация никогда не тяготила Павла Воиновича. Он не заморачивался вопросами денег, антуража, спокойно чувствуя себя как в роскошных апартаментах, так и в самых бедных комнатах. Пушкин, приезжая к другу после долгих разлук, находил адрес Нащокина элементарно: дом Павла Воиновича знал каждый извозчик. Свое исходное состояние легкомысленный в быту Нащокин промотал в считанные месяцы. Но духом Павел Воинович падать не умел, руководствуясь философским хладнокровием. И судьба постоянно демонстрировала справедливость такого его отношения к жизни. Нащокин с десяток раз разорялся, а вскоре снова становился богачом. То друзья помогали, то перепадало наследство, то крупный выигрыш в карты. В этом пристрастии Пушкин с Нащокиным были едины.
1830-е годы были временем частых встреч Пушкина с Нащокиным. Приезжая в Москву, поэт почти всегда останавливался у своего друга. Круг их задушевных бесед касался вопросов литературы и искусства и житейских тем. В холерные месяцы 1830 года поэт опасался за жизнь Нащокина и в письме к композитору Верстовскому писал: «Если он умрет, не с кем мне будет в Москве молвить слова живого, т. е. умного и дружеского». Пушкин ценил в Нащокине дар рассказчика и побуждал его писать записки, внося в них свои поправки. Его же рассказами поэт воспользовался при создании «Дубровского» и «Домика в Коломне», а самого Нащокина собирался изобразить в романе «Русский Пелам».
Нащокин был крестным отцом первого сына Пушкина -Александра. Был приглашен крестным отцом и ко второму ребенку, но заболел.
Последняя их встреча состоялась в мае 1836 года. В письмах к жене о своих литературных делах и встречах с друзьями есть знаменательное признание: «Нащокин здесь одна моя отрада» и «любит меня один Нащокин». Смерть своего друга Нащокин пережил как тяжелую личную утрату. Когда ему сообщили, что Пушкин убит, Павел Воинович рухнул без чувств, а после надолго слег с горячкой в постель. Он не смирился с такой потерей до последнего вздоха, переживя друга на 17 лет. До конца дней своих Нащокин винил себя в том, что не предотвратил дуэль. В конце жизни П.Нащокин постарался материально обеспечить свою жену и детей. Из-за беспорядочного образа жизни к 54 годам он превратился в немощного старика. Не веря в бога в течении жизни, перед смертью он стал очень набожным и умер "коленопреклонным" т.е во время молитвы.
Супруга друга
Вера Александровна Нащокина в старости.
В 1834-м Нащокин женился на Вере Александровне Нарской. Свою избранницу он, разумеется, представил другу задолго до свадьбы. В день знакомства Пушкин проговорил с женщиной не один час. И когда, уходя, Нащокин в шутку спросил, позволяет ли поэт ему жениться, Пушкин серьезно ответил: «Не позволяю, а приказываю».
Дружны были и пушкинская супруга с Павлом Воиновичем. К слову, венчался Пушкин в его фраке. То ли не было средств заказать новый, то ли времени. В нем же после дуэли Александра Сергеевича и схоронили.
Пушкин относился к Вере Александровне, своей искренней почитательнице, с открытой симпатией, чувствуя себя в ее компании, как дома. Вера Александровна на десятилетия пережила Александра Сергеевича, собственного мужа и всех приближенных им современников. Журналисты, биографы, литераторы Пушкина часто просили ее поделиться рассказами и воспоминаниями касательно жизни поэта. Супруг не оставил Нащокиной средств для безбедного существования, поэтому под конец жизни она страдала. Один петербургский корреспондент, посещавший Нащокину в 1899-м, писал, что женщина, с которой было интересно беседовать Пушкину и которую тот же Гоголь считал собственным добрым ангелом, влачит свое существование в голоде и холоде. Очень не благородную роль сыграли в ее судьбе брат П.Нащокина и один из ее сыновей, отсудив у нее все завещанное ей имущество. Н.Раевский пишет "Когда-то богатая, блестящая красавица... она под конец жизни впала в глубокую нужду и проживала в комнатке на окраине Москвы". В нужде ей пришлось даже продавать некоторые письма из личной переписки мужа с его дражайшим Александром Сергеевичем.
В 1834-м Нащокин женился на Вере Александровне Нарской. Свою избранницу он, разумеется, представил другу задолго до свадьбы. В день знакомства Пушкин проговорил с женщиной не один час. И когда, уходя, Нащокин в шутку спросил, позволяет ли поэт ему жениться, Пушкин серьезно ответил: «Не позволяю, а приказываю».
Дружны были и пушкинская супруга с Павлом Воиновичем. К слову, венчался Пушкин в его фраке. То ли не было средств заказать новый, то ли времени. В нем же после дуэли Александра Сергеевича и схоронили.Пушкин относился к Вере Александровне, своей искренней почитательнице, с открытой симпатией, чувствуя себя в ее компании, как дома. Вера Александровна на десятилетия пережила Александра Сергеевича, собственного мужа и всех приближенных им современников. Журналисты, биографы, литераторы Пушкина часто просили ее поделиться рассказами и воспоминаниями касательно жизни поэта. Супруг не оставил Нащокиной средств для безбедного существования, поэтому под конец жизни она страдала. Один петербургский корреспондент, посещавший Нащокину в 1899-м, писал, что женщина, с которой было интересно беседовать Пушкину и которую тот же Гоголь считал собственным добрым ангелом, влачит свое существование в голоде и холоде. Очень не благородную роль сыграли в ее судьбе брат П.Нащокина и один из ее сыновей, отсудив у нее все завещанное ей имущество. Н.Раевский пишет "Когда-то богатая, блестящая красавица... она под конец жизни впала в глубокую нужду и проживала в комнатке на окраине Москвы". В нужде ей пришлось даже продавать некоторые письма из личной переписки мужа с его дражайшим Александром Сергеевичем.
Ее последние годы прошли на даче в селе Всехсвятком близ Москвы (ныне район метро «Сокол»). Вот что писал один из московских журналистов, посетивший ее в 1898 году: «Дом-дача выходит окнами к забору; в теплые дни выходит на крылечко маленькая, худощавая старушка и, греясь на солнце, смотрит на свой узенький переулок. Это Вера Александровна Нащокина, жена друга Пушкина и сама друг великого поэта. Бывшая аристократка, красавица <…>, с которой Пушкин находил интерес беседовать по целым часам, и которую Гоголь считал своим добрым ангелом, в убогой даче. Вся эта дача имеет две комнаты, кухню и террасу. На комоде стоит зеркальце в кисейных бантиках – единственный след кокетливой женщины». В.А. Нащокина была почетной гостьей на торжествах по случаю столетнего юбилея А.С. Пушкина в 1899 году.
В 1899 году она была на торжественном заседании в Академии наук в честь 100 летия со дня рождения А.С. Пушкина. Заседании происходило в присутствии великого князя Сергея Александровича и великой княгини Елизаветы Федоровны. Там были дочь Пушкина- М.А. Гартунг, его внуки и правнуки и была она, 90 летняя старая женщина- Вера Александровна Нащокина. Ректор обратился с "благодарственной речью к почетной гостье Вере Александровне, единственной современнице А.Пушкина, который был близким другом ее мужа и ее самой. Доброе лицо старухи озарилось радостью и она заплакала" ( так позже было напечатано в газете "Россия", 1899г. №31 от 28 мая.) Должно быть, в эту минуту вся зала смотрела на нее. Больные глаза старушки ничего этого не замечали. Какое-то время после этого заседания ее посещали журналисты и писатели , а потом все про нее забыли. И если бы не материальная помощь друзей А.С.Пушкина и П. Нащокина, она бы совсем погрузилась бы в нищету.
Так по "иронии судьбы" " ее тоже ввели в пантеон воспоминаний о поэте, где она пребывает и сейчас"-пишет Н.Раевский в своей книге "Друг Пушкина Павел Нащокин".
Свежие комментарии