Туризм

Для всех и даром.

Мы уже несколько раз были в Третьяковской галерее и я решила, наконец, рассказать о человеке, который её организовал, хотя может вы и знаете. Тогда это просто статья в мою копилку.Портрет Павла Третьякова.

160 лет назад, 29 мая 1860 года, молодой московский фабрикант, остановившись в Варшаве и собираясь покинуть пределы Российской империи, составил завещание. Ничего удивительного в этом не было. Перед отъездом за границу многие тогдашние предприниматели оставляли распоряжения, касающиеся своего состояния — мало ли что может случиться на чужбине.

Но этот случай особенный. В одном из первых пунктов «завещательного письма» было зафиксировано следующее: «Капитал же сто пятьдесят тысяч рублей серебром я завещеваю на устройство в Москве художественного музеума или общественной картинной галереи».

А вот это уже было редкостью. Да такой, что автор письма всерьёз подозревал возможность насмешек и потому специально отметил: «Прошу вникнуть в смысл желания моего, не осмеять его, понять, что для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, принесущего многим пользу и всем — удовольствие». Портрет Павла Третьякова. Законный ход этому завещанию, слава богу, дан не был — его автор, Павел Третьяков, вернулся из-за границы живым и здоровым. Но основные принципы, изложенные в том письме, остались неизменными. Знаменитая на весь мир Третьяковка, во всяком случае поначалу, была устроена именно так, как замышлялось её создателем.

Впрочем, почему «создателем»? Сам Третьяков себя таковым не считал. И всегда подчёркивал: «Деньги, которые я трачу на картины, не мои. Это деньги рабочих фабрики Третьяковых. Галерею создал не я, а они. Я только доверенный их. И наживаю деньги для того, чтобы вернуть нажитое народу в виде полезных учреждений».

Уже тут можно начинать загибать пальцы, подсчитывая, какие новые, немыслимые до тех пор принципы заложил Третьяков. Первое — его собрание сразу замышлялось не как личная коллекция, а как общественное достояние. Второе — он полагал себя всего лишь доверенным лицом, или, по нынешним меркам, этаким продюсером, который лишь подбирает произведения искусства, исходя из собственных представлений, что будет интересным и полезным для народа.

На наше счастье, вкус и чутьё у продюсера Третьякова были отменными. Иногда приходится слышать, что то завещание было не более чем декларацией о намерениях — дескать, к 1860 году никакой коллекции у Третьякова не было, потому что картины он начал собирать всего лишь четыре года назад.

Это и так, и не так. В завещании действительно указано, что 50 тысяч рублей надлежит потратить на приобретение собрания Фёдора Прянишникова, куда входили полотна Брюллова, Федотова, Венецианова, Клодта и Айвазовского. Но потом Третьяков упоминает и своё собрание: «К этой коллекции прибавить мои картины русских художников: Лагорио, Худякова, Лебедева, Штернберга, Шебуева, Соколова, Саврасова, Горавского». По распределению топовых фамилий понятно, что пока собрание Третьякова проигрывает — у него только Саврасов. Но, тем не менее, некий костяк уже есть.

Тут появляется ещё один новый принцип. Третьякову очень хотелось подобрать, как он писал в завещании, «национальную галерею, то есть состоящую из картин русских художников». Лучшим собранием на тот момент была как раз коллекция Прянишникова. Но купить её не удалось — не сошлись в цене. И потому Третьяков идёт другим путём — не рыщет в поисках шедевров старых мастеров, а покупает картины современников и соотечественников. Здесь он достигает двух целей. Во-первых, уверенности в том, что это не подделка: «Самая подлинная картина та, которая лично куплена мной у художника». Во-вторых, даёт мощный импульс для развития современной русской живописи, которую тогда ценили невысоко: «Если иногда какой-нибудь художник наш и напишет недурную вещь, то считалось, что это случайно. И что он потом увеличит собой ряд бездарностей. Я был иного мнения».

Это «иное мнение» определило развитие русской живописи как таковой на полвека вперёд. Третьяков, как и положено продюсеру, искал и находил новые имена, превратив своё имя в своего рода лейбл — слова «куплено Третьяковым» отныне и навсегда стали синонимом знака качества. Но что же было нужно художнику, чтобы попасть в ряды отмеченных Третьяковым?

Одна из первых заповедей продюсера гласит: «Звезда может сидеть на прокуренной кухне, пить водку и не знать, что она - звезда». Именно в таком положении находилась тогда русская национальная живопись как таковая. Если её существование и признавалось, то не более чем на уровне вялого повторения второсортных европейских клише. Так что партнёры Третьякова по бизнесу действительно могли бы его осмеять. Что впоследствии признавалось и самим автором завещания: «Если иногда какой-нибудь художник наш и напишет недурную вещь, то считалось, что это случайно. И что он потом увеличит собой ряд бездарностей. Я был иного мнения».

Однако на тот момент авторитет Третьякова по части живописи был крайне низок. Виной тому оказался он сам. Молодой купец 21 года от роду, влюблённый в живопись и сам мечтавший стать художником, решает приобщиться к миру старых мастеров. И отправляется на Сухаревку - московский рынок, где торговали картинами и антиквариатом. Знаменито место было в том числе и непревзойдёнными жуликами, о которых в Москве говорили так: «У сухаревских можно хоть Рембрандта купить, да трудно потом будет сбыть!» Сами торговцы это не особо скрывали: «Мадама у меня диван француженки Рекамье заказала... Где такой сыщешь? Придётся Ваське-столяру велеть сделать. Он тебе какую хошь Рекамью загнёт!»

Третьяков не мог всего этого не знать. И тем не менее он покупает 9 картин вроде бы «старых голландцев», отдав за них 900 руб. Что именно купил Третьяков, крайне вежливо объясняет его дочь Александра Боткина: «Были ли эти картины оригиналами - сказать трудно». Купец и художник Илья Остроухов куда более конкретен: «Первые ошибки в столь трудном деле, как определение подлинности старых картин, навсегда отвернули его от собирательства старых мастеров».

Приходится признать - в самом начале своей карьеры по части живописи Третьяков не обладал ни знаниями, ни чутьём. И был жестоко наказан за свою самонадеянность.

Это поражение Третьяков сумел превратить в победу. Он извлекает из произошедшего ценный урок, вот тогда-то и родилось в нём убеждение: «Самая подлинная картина та, которая лично куплена мной у художника». По большому счёту, именно этот момент можно считать рождением Третьяковки как галереи русского национального искусства.
Правда, пока без искусства как такового. Его необходимо было создавать практически с нуля - под свой замысел. И если деньги на галерею, по выражению Третьякова, принадлежали рабочим его фабрики, то вся продюсерская деятельность по созданию великой русской живописной традиции целиком и полностью заслуга самого Павла Михайловича.Он действительно преображался, когда занимался этим делом. На фабрике Третьяков завёл порядки довольно строгие. Вот воспоминания одного из служащих: «К тем, кто хорошо работал, он относился с полным доброжелательством. Однако не терпел пьянства, вызывал в кабинет и предупреждал: «Если я ещё раз замечу вас пьяным, я вас уволю». В работе с художниками этот подход был неприменим - многие из них пили феерически. И уж тут Третьяков снисходил к этому греху, поддерживая, например, больного алкоголизмом Алексея Саврасова.

А вот о том, хороша работа или нет, судил по-своему, иногда пытаясь помыкать художниками, почти как Карабас-Барабас своими куклами. Так, Илью Репина Павел Михайлович заставил переделывать ряд работ, впоследствии признанных классикой: «Да, лицо в картине «Не ждали» необходимо переписать. Нужно более молодое и симпатичное». Или вот: «В прежнем «Крестном ходе» была одна-единственная благообразная фигура, и ту вы уничтожили… Вообще, избегните всего карикатурного и проникните все фигуры верою». Многие брали под козырёк, а Репин до того увлёкся доделыванием своих работ, что повадился править их непосредственно в галерее Третьякова. Тот вынужден был отдать приказ служителям не пускать Илью Ефимовича внутрь, если заметят при нём краски и кисти.

Заметив, что русские художники всё больше склоняются к сюжетности и «литературщине», Третьяков умным ходом возвращает их к живописи как таковой, затеяв проект, где не было бы места ни бурлакам на Волге, ни измождённым детям, тянущим бочку воды, ни жирным, противным монахам.

Авторов этих известных картин, Илью Репина и Василия Перова, Третьяков привлекает к работе над линейкой портретов современных знаменитостей - «писателей, композиторов и вообще деятелей по художественной и учёной части». Результат - восхитительные портреты Мусоргского, Толстого, Тургенева, Островского, Чайковского и многих других.

В 1867 году Третьяков открыл для общественности свою усадьбу — музей в Лаврушенском переулке носил название «Московская городская галерея Павла и Сергея Третьяковых» и включал в себя 1276 картин, 471 рисунок, 10 скульптур русских художников, а также 84 картины иностранных мастеров.Проект фасада Третьяковской галереи, 1900 год. Проект Виктора Васнецова.

Забавно, что сам замысел галереи был несколько вольнодумен. Третьяков настаивал, что она должна быть обязательно частной и что к государству за помощью обращаться нельзя ни в коем случае. Это был вызов, и он был принят - в Петербурге стали формировать Русский императорский музей. Гонка была чрезвычайно увлекательной, а финал поучителен. В 1893 г., когда Третьяковка открыла двери для общественности, император Александр III будто бы с досадой сказал: «Московский купец опередил государя». Русский музей откроют лишь два года спустя.

И конечно, постоянная идеологическая накачка.

«Для меня интереснее бы иметь русский сюжет»,
«Лучше дать полную свободу художнику как наблюдателю»,
«Мне не нужно ни богатой природы, ни великолепной композиции, ни эффектного освещения, никаких чудес. Дайте мне хоть лужу грязную, да чтоб в ней правда была, поэзия».

Эти слова Третьякова, усвоенные художниками, определили облик отечественной живописи на многие годы вперёд. Русское. Правда. Поэзия. Свобода. Ценнейшие качества. Особенно последнее. Дело в том, что в первые годы и вход в галерею был свободным. Да и вообще свободы и заботы о посетителях там было столько, что, если смотреть из нынешнего дня, всё это представляется совершенно неправдоподобным.

Каталог собрания, составленный Третьяковым незадолго до смерти, содержал 1635 живописных произведений. Гораздо реже, чем живопись, Третьяков приобретал скульптуру и графику. Произведения этих видов искусства существенно пополнили музей уже после смерти его основателя. П.М. Третьяков в кругу семьи. Слева направо: Вера, Иван, Вера Николаевна, Михаил, Мария, Мария Ивановна, Павел Михайлович, Александра, Любовь.

К 1872 году собрание Третьякова насчитывало более полутора тысяч картин. Жилой дом Третьяковых в Лаврушинском переулке несколько раз был перестроен, а впоследствии, весь комплекс построек был объединён общим фасадом, построенным по проекту Виктора Васнецова. В 1881 году Третьяков открыл галерею для свободного посещения.Но, тем не менее, всё это правда. Одним из первых смотрителей галереи был Николай Мудрогель. Он оставил прекрасные и достоверные воспоминания «Пятьдесят восемь лет в Третьяковской галерее». Вот один из забавных сюжетов, описанных Николаем Андреевичем:

Однажды мы заметили, что галерею стали посещать странные женщины: очень разговорчивые, развязные, пестро одетые. Придут — и ну расспрашивать:

— А всем можно ходить сюда? И семейно можно? И, к примеру, сразу человек двадцать? И говорить между собой можно?

— И говорить можно, и смотреть, и чем больше народу, тем лучше, — отвечали мы.

Впоследствии оказалось, что это московские свахи, которые превратили галерею в полигон для смотрин женихов и невест. Тусовки были многочисленными и шумными, но сам Третьяков никого не гонял:

Лет с десяток потом устраивались у нас подобные смотрины. Само собой, и о них я говорил Павлу Михайловичу, а у того глаза становились веселые:

— Все-таки на картины-то смотрят женихи и невесты?

— Смотреть-то смотрят... Но ничего не видят.

— Ну и пусть. Авось, что-нибудь в их памяти останется. На первый раз и этого достаточно, чтобы узнали дорогу в галерею.

И это ещё один принцип, который был заложен Третьяковым в галерею с самого начала:

Вход был для всех бесплатный, каждого мы встречали радушно. Если нас спрашивали, мы старались дать самый подробный и самый вежливый ответ. Павел Михайлович внушал нам, что каждый, кто приходит в галерею, его дорогой гость, и его надо встретить именно как гостя.

Надо еще вспомнить о его младшем брате Сергее. Младший из братьев — Сергей Михайлович Третьяков — тоже создавал свою коллекцию. Она была меньше коллекции брата (так как первые работы в ней появились только в 1870-ом году) и состояла из современной западной живописи, в основном французской. Он много путешествовал, посещал всевозможные художественные выставки и с удовольствием делился увиденным с друзьями в Москве. Да-да, изначально коллекции братьев демонстрировались только людям, пришедшим в дом, что называется "по рекомендации". Вход в галерею стал свободным и бесплатным для всех только в 1881 году, уже после того, как для демонстрации коллекций братьями специально было построено двухэтажное здание. В 1892 году Павел Третьяков передал галерею в дар Москве. Поводом послужила смерть брата, завещавшего перед смертью Москве половину дома в Лаврушинском переулке, капитал размером 125 тысяч рублей и собранную художественную коллекцию. Чтобы ускорить передачу, Павел объединил коллекции и подарил их городу. На тот момент в собрании братьев Третьяковых находилось более двух тысяч произведений живописи, скульптуры и графики. Современная Государственная Третьяковская галерея как единый музей расположена на двух территориях: в Лаврушинском переулке, где сосредоточиваются экспозиции и хранилища старого искусства, начиная с древнейших времен до начала 1910-х годов, и в здании на Крымском валу, где представлены произведения XX века.