На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Жизнь - театр

1 157 подписчиков

Свежие комментарии

  • Владислав Петряев
    Сознание человека так многопланово, так изменчиво и в тоже время так ностальгично к прошлому, что часто трудно дать о...История создания ...
  • Светлана Митленко
    Когда он был на взлете, то тоже прошел мимо меня. Гораздо позже в силу своей профессии я о нем узнала. И тоже никак. ...От одесского жули...
  • Светлана Митленко
    Тут мы с Вами очень похожи. Бардовские песни и мне нравятся, так же как и городской романс, и шансон. Но Северный име...От одесского жули...

Великие истории любви. Жена-декабристка Мария Волконская

Жена-декабристка Мария ВолконскаяМария Волконская, любовь молодого Пушкина. Она была самой молодой из жен декабристов. Отец - Раевский Николай Николаевич (1771 - 1829 гг.), генерал от кавалерии, участник всех военных кампаний конца XVIII - начала XIX вв., герой Отечественной войны 1812 г. (особо отличился при Бородино: оборона батареи Раевского), участник заграничных походов 1813-1814 гг., до 1825 г. командующий корпусом на юге России, член Государственного совета; мать - Софья Алексеевна Константинова ( с 1794 г. - Раевская), дочь бывшего библиотекаря Екатерины II, внучка М.В. Ломоносова, которую в юности называли «девой Ганга», до самой смерти не примирилась с поступком дочери: последовать за мужем в Сибирь. Получила домашнее образование, свободно говорила на французском и английском языках, играла на фортепьяно и пела, обладала прекрасным голосом.

Ранняя юность Марии Николаевны ознаменована встречей с А.С. Пушкиным в годы его южной ссылки, их совместная поездка в Гурзуф, где поэт останавливался в доме Раевских. Кстати, по сегодняшний день в Гурзуфе существует Пушкинская аллея, а доме Раевских еще в 1993 г. находилось приемное отделение санатория (кажется, литераторов; санаторий расположен справа от бывшего санатория МО, если стоять спиной к морю). Пушкин изобразит ее или посвятит ей свои стихи и прозу:«Редеет облаков летучая гряда…» (1820); «Таврида» 1822); «Ненастный день потух…» (1824); «Буря» (Ты видел деву на скале…).
Неизвестный художник. Портрет Марии Николаевны Раевской. Начало 1820-х г

Мария Волконская и Пушкин – особая тема, породившая устойчивую версию о том, что Мария Николаевна была большой «потаенной» любовью великого поэта… На закате своей жизни Волконская, умудренная суровым опытом, вспоминая Пушкина, как-то обронила: «В сущности, он любил лишь свою музу и облекал в поэзию все, что видел». Может быть, княгиня была права?

Ее пением и обаянием был очарован и князь Сергей Волконский. Он часто стал бывать в их доме и, наконец, решился сделать предложение Марии, но через отца и в письменной форме – и через него же получил согласие. А дочери отец сказал: «Кто ж тебя торопит? У вас будет время подружиться.. Князь прекрасный человек…”
В октябре 1824 года А. С. Пушкин получил письмо от своего давнего знакомца по Киеву и Одессе – Сергея Григорьевича Волконского. «Имев опыты вашей ко мне дружбы, – писал Волконский, – и уверен будучи, что всякое доброе о мне известие будет вам приятным, уведомляю вас о помолвке моей с Марией Николаевною Раевскою – не буду вам говорить о моем счастии, будущая моя жена вам известна».
Они обвенчались 11 января 1825 года. Сергею Волконскому было 37 лет, а Марии – 19.
Зимой 1825 года в Киеве на Печерске в старинной церкви Спаса на Берестове князь Сергей Волконский венчался с юной красавицей Марией Раевской. Невесте не было еще и двадцати, жениху исполнилось тридцать семь. Слывший в молодости красавцем и повесой, он в то время, по воспоминаниям современников, уже «зубы носил накладные при одном натуральном переднем верхнем зубе».П.Ф. Соколов. Портрет Сергея Волконского

Покорно, по воле отца, она вышла за весьма знатного и богатого князя. Участник значительных сражений, имевший множество орденов и медалей, он уже в двадцать четыре года получил чин генерал-майора за боевые отличия. Портрет Волконского был написан для Военной галереи Зимнего дворца (после восстания, по распоряжению Николая I, его изъяли). «Мои родители думали, что обеспечили мне блестящую, по мнению света, будущность», – писала Мария Николаевна в конце жизни...Портрет Марии Николаевны Раевской. 1824. Холст, масло

Еще до замужества она сумела испытать силу своего обаяния. К ней сватался польский граф Олизар, коего отец не захотел видеть своим зятем из-за его национальной принадлежности. Оказавшись женой немолодого генерала, Мария Николаевна, по существу, не успела даже как следует узнать его до ареста в январе 1826 года; в первый год они прожили вместе не более трех месяцев. Вскоре после свадьбы она заболела и уехала лечиться в Одессу, Волконский же не получил отпуска из дивизии и не смог сопровождать жену. В ноябре 1825 года, когда Мария Николаевна находилась на последнем месяце беременности, муж отвез ее в имение Раевских, а сам возвратился к месту службы. В конце 1825 года Мария жила в имении родителей, ожидая ребенка, и не знала о событиях на Сенатской площади, вообще ничего не знала о его участии в тайном обществе. 2 января у них родился сын Николай, а 7 января Волконский был арестован. Его арест, а также арест ее братьев, Александра и Николая, и арест ее дяди Василия Львовича Давыдова от Марии долго скрывали. 10 июня 1826 приговорён был к «отсечению головы», но по Высочайшей конфирмации от 10 июля 1826 года смертный приговор был заменён на 20 лет каторжных работ в Сибири.
В 1825 году Марии Николаевне Волконской исполнилось 20 лет. Тяжелые роды, двухмесячная горячка... Марии Николаевне, только что родившей сына, долго не говорили об истинном положении дел, но она заподозрила неладное, а узнав истину, твердо решила разделить участь мужа. Волконскую изолировали от жен других декабристов; на первое свидание с Сергеем Григорьевичем она пошла не одна, а в сопровождении родственника. Генерал Раевский, который в 1812 году, не колеблясь, бросался в огонь неприятеля, теперь не выдержал. «Я прокляну тебя, если ты не вернешься через год!» – прокричал он, сжав кулаки. Перед смертью старик Раевский, показывая на портрет дочери Марии, произнес: «Вот самая удивительная женщина, которую я знал!»
С сыном Николаем, акварель, 1826 год.
Оправившись после родов, она поехала в Петербург, чтобы увидеться с мужем, но для этого ей понадобилось обращение к императору Николаю I, что она и сделала. А после оглашения приговора декабристам она сразу же приняла решение следовать за мужем. Ее отговаривали все родные, отец даже согласен был на ее развод с Волконским, но все было тщетно: Мария впервые ослушалась отца. А когда ее спросили, уверена ли она, что возвратится, она ответила: «Я и не желаю возвращаться, разве лишь с Сергеем, но, Бога ради, не говорите этого моему отцу». Решение Марии Волконской об отъезде в Сибирь было, по существу, первым проявлением ее незаурядного характера. Мария восстала не только против окружающих, но прежде всего против себя самой, своей дочерней покорности, женского послушания, привитого ей с детства. А ведь она рвала пополам собственное сердце: сына взять с собой ей не разрешили, со стариком-отцом, которого горячо любили все дети Раевские, приходилось прощаться навсегда. Но она поехала! Не помогли ни мольбы отца, ни интриги брата Александра, ставшего настоящим ее тюремщиком.

Родная сестра декабриста Волконского пишет Марии: "У вас нет долга к нему, он вас обманул, он дурно действовал по отношению к вам... Многие из жен сочувствовали идеям своих мужей, они должны жертвовать собой, но не вы". Генерал Раевский, отец Марии,- декабристу Волконскому: "Властию моею я могу остановить ее, но сие должно происходить от тебя... - ты сам должен писать к ней, чтобы она к тебе не ездила". Волконский уступает натиску. Он пишет Марии: "Ты мать, ты -дочь, и я готов всем жертвовать, чтобы доставить тебе успокоение..." Князь отказывается от жертвы жены. Царь Николай I наносит Волконской последний удар: он запрещает ей брать с собой сына.

Но Мария не сдается. Она пишет отцу: "... простите сердцем и душой моего бедного мужа - он самый несчастный из людей. Дорогой папа, умоляю вас об этом плача, и если вы дорожите моею жизнью, исполните это... мой муж заслуживает все жертвы - и я их ему принесу".

Что это? Порыв любви? Но мы знаем, что Марию выдали замуж по сговору родителей, возможно, без ее согласия, что отношения ее с мужем складывались трудно, драматично. Может быть, скрытое сочувствие делу мужа, акт солидарности?.. И это не так: Мария не разделяла воззрений Волконского, не понимала его.

И даже целиком принадлежа своей среде, осуждая "заговорщиков", вместе со всеми, Мария едет в Сибирь одной из первых. Долг и самоотвержение. В самом чистом и бескорыстном виде.

Зимним вечером 1826 года в салоне Зинаиды Александровны Волконской собрались родственники, друзья, известные поэты, музыканты, певцы. Они пришли, чтобы проводить Марию Николаевну Волконскую, родственницу хозяйки салона, которая ехала в Сибирь к своему мужу декабристу Сергею Григорьевичу Волконскому.

Марии Николаевне было двадцать лет. Она была хороша собой, любила светские развлечения, балы, музыку. Политические взгляды мужа были ей неизвестны. Но когда случилась беда и князь Волконский был приговорен к двадцати годам каторжных работ, Мария Николаевна отказалась от всего, что было ей дорого,- титулов, богатства, оставила на попечение свекрови и невесток маленького сына и поехала в Сибирь. 22 декабря 1826 г. княгиня Волконская выезжает к мужу в Сибирь. По пути она останавливается в Москве у родственницы Зинаиды Волконской, которая устраивает вечер в честь нее.

Зинаида Волконская, вспоминала потом Мария Николаевна, "приняла меня с нежностью и добротой, которые остались мне памятны навсегда... Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве, и несколько талантливых девиц московского общества. Я была в восторге от чудного итальянского пения, а мысль, что я слышу его в последний раз, еще усиливала мой восторг... Я говорила им: "Еще, еще, подумайте, ведь я никогда больше не услышу музыки". Тут был и Пушкин, наш великий поэт; я его давно знала... он был связан дружбою с моими братьями и ко всем нам питал чувство глубокой преданности... он хотел мне поручить свое "Послание к узникам" (имеется в виду известное стихотворение А. С. Пушкина "Во глубине сибирских руд") для передачи сосланным, но я уехала в ту же ночь, и он его передал Александре Муравьевой".

В своем последнем «вольном» письме юная княгиня писала: «Дорогая, обожаемая матушка, я отправляюсь сию минуту; ночь превосходная, дорога – чудесная... Сестры мои, нежные, хорошие, совершенные сестры, я счастлива, потому что довольна собой». Родственники декабристов передали ей столько писем и посылок для сосланных, что пришлось взять вторую кибитку. В Сибирь Волконская приехала второй из декабристок. В Иркутске её ожидали мучительные объяснения с местным губернатором. Он посоветовал княгине вернуться домой, а после отказа предложил подписать отречение от княжеского титула, дворянства и всех прав. Отныне она – «жена государственного преступника», а дети, которые родятся в Сибири, будут записаны простыми крестьянами. Она подписала эти унизительные условия.
Ей разрешили ехать до Нерчинска, а там поставили перед фактом: каторжники лишены права на семейную жизнь. То есть Сергей будет содержаться за решёткой, а ей придётся снимать угол в крестьянской хате. Она согласилась и на это. Назавтра она прибыла на Благодатский рудник и отправилась разыскивать Волконского. Сергей Григорьевич, гремя кандалами, побежал к жене.
«Вид его кандалов, – вспоминала через много лет Мария Николаевна, – так взволновал и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала сначала его кандалы, а потом и его самого». Несмотря на очень сложные мотивы, побудившие Марию Николаевну отправиться к мужу в Сибирь (любви к нему среди них точно не было), её приезд, по многочисленным свидетельствам очевидцев, практически спас его если не от смерти, то от болезни и депрессии – в её присутствии он воспрянул духом и постепенно выздоровел (за что был бесконечно благодарен жене всю оставшуюся жизнь). Сцена с кандалами Волконского, которые его жена кинулась целовать при первой встрече с мужем в Сибири – достоверна. Но, опять-таки, этот порыв Волконской был продиктован скорее состраданием и поздно пришедшим осознанием собственной жертвы, чем какими-то другими причинами.
Вместе с Екатериной Ивановной Трубецкой Волконская постигала азы поварского искусства по привезенным с собой книгам, училась всевозможным бытовым премудростям, в том числе и экономить каждую копейку. Природа щедро одарила Волконскую, дав ей своеобразную красоту, ум и характер, отшлифованный хорошим воспитанием и чтением книг (она владела, как родным, английским и французским языками), замечательный голос и музыкальные способности. Но не это было главным в дочери генерала Раевского. Зинаида Волконская писала когда-то, что жизнь Марии Николаевны «запечатлена долгом и жертвою». Однажды Марию Николаевну отчитали за то, что она приобрела холст и заказала белье для каторжан. «Я не привыкла видеть полуголых людей на улице», – отвечала она. Смутившийся комендант резко изменил тон, и ее просьба была выполнена.
Вместе с Е. Трубецкой она поселилась в крестьянском доме. Они помогали своим мужьям, а также другим декабристам всем, чем только могли: готовили им пищу, чинили белье, поддерживали связь с родственниками, писали письма. Их очень уважали местные жители, они умели создать вокруг себя атмосферу доброжелательности, уюта, их поведение отличалось полным отсутствием аристократического высокомерия. Они помогали деньгами и одеждой даже беглым разбойникам, которые, будучи пойманными, не выдали их.
Все, что получали декабристы от родственников, распределялось поровну между всеми, они жили там одной семьей.

В дальнейшем, несмотря на искреннее желание супругов начать свою совместную жизнь “с чистого листа”, и их обоюдное стремление как-то притереться друг к другу, из этой попытки так ничего и не получилось – они были слишком разными людьми.
Мария Николаевна, судя по всему, поняла это вскоре (или одновременно) с двумя самыми страшными для неё утратами – смертью двухлетнего сына в далёком С.-Петербурге и кончиной любимого отца. И тогда же решилась заполнить образовавшуюся после них страшную пустоту чисто женским способом – рождением детей. С этой целью Волконская стала добиваться разрешения «разделить заключение» с мужем – через свою свекровь (которая всегда и во всём её поддерживала, в отличие от родной матери). Она попросила её похлопотать о том, чтобы жены декабристов могли жить вместе со своими мужьями в их камерах.

Об этой, интимной, стороне жизни декабристок не принято упоминать – и так понятно, что “свидания” мужей со своими жёнами два раза в неделю в течение часа, да ещё и в присутствии постороннего человека, делали невозможными их сексуальные отношения.
К тому же, кандалы с декабристов сняли только 1-го августа 1829 года (хотя и это обстоятельство дворян, которые, в первую очередь, были молодыми мужчинами и женщинами с естественными потребностями, всё равно не остановило – что легко высчитывается по датам рождения первенцев, например, Трубецких, Давыдовых, Муравьёвых и Волконских в Сибири). Николай I, которому мать Волконского прочитала письмо его жены, просьбу Марии Николаевны вскоре удовлетворил: жены поселились вместе с мужьями в новой тюрьме, в Петровском заводе (Нерчинский горный округ), в конце сентября 1830 года (у Волконских была камера №54). Однако, своего первого в Сибири ребёнка декабристка родила за два месяца до этого, ещё в Читинском остроге. Дочь Волконских Софья родилась 1-го июля 1830 года и умерла в тот же день.Судьба не баловала Марию Николаевну. Самыми тяжелыми были семь месяцев в Благодатском руднике, затем – три года в Читинском остроге. И за эти годы – три тяжких утраты: в январе 1828 года умер двухлетний Николенька Волконский, оставленный на попечение родственников. Пушкин пишет эпитафию, которую начертали на надгробном камне:
В сиянии и радостном покое,
У трона вечного творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное
Благословляет мать и молит за отца.Волконская Мария Николаевна (Н. Бестужев, 1828)

В сентябре 1829-го умирает отец, генерал Раевский, простивший Марию Николаевну перед смертью; в августе 1830-го – дочь Софья, рожденная в Сибири и не прожившая и дня. Бестужев Н. Волконский С.Г. с женой в камере в Петровской тюрьме. 1830 г.Музей Петровского завода

Ни братья, ни мать так и не простили Марии Николаевне ее «проступок», считая именно ее виновницей смерти шестидесятилетнего отца. После этой семейной утраты Александр, Николай и Софья Алексеевна Раевские не отвечали на письма своей сестры и дочери. Лишь одно послание, полное упреков, получила Мария Николаевна от матери: «Вы говорите в письмах к сестрам, что я как будто умерла для Вас… А чья вина? Вашего обожаемого мужа… Немного добродетели нужно было, чтобы не жениться, когда человек принадлежит к этому проклятому заговору. Не отвечайте мне, я Вам приказываю!» А еще через некоторое время всем семейным декабристам разрешили поселиться вне тюрьмы, и жизнь их постепенно стала налаживаться. У них рождаются дети: Михаил и Елена (Нелли как зовет ее мать). В 1835 г. Николай I освобождает Волконского от каторжных работ, и семья уезжает на поселение в село Урик, недалеко от Иркутска. Дети, по собственным словам декабристки, стали для неё началом новой жизни – муж отошёл на задний план, почти полностью исчезнув со страниц её писем – Волконская в дальнейшем упоминает о нём лишь изредка, и по совершенно незначительным поводам.
Не в последнюю очередь ещё и по той причине, что в жизни Марии Николаевны появился другой мужчина – тоже декабрист, Александр Викторович Поджио (1798-1873). В среде декабристов не только не было сомнений в их любовных отношениях – очень многие считали, что своих детей Волконская родила не от мужа.
Когда их сын Михаил поступил в гимназию, Мария Николаевна вместе с детьми поселяется в Иркутске, а через год приезжает и Сергей Волконский. Дом Волконских № 10 по Ремесленной улице

Их дом становится первым салоном в городе, где проводятся музыкальные и литературные вечера, собирается интеллектуальная гостиная.Дом сохранился и сегодня. Сейчас в нём находится Музей-усадьба Волконских.Кольца М.Н. и С.Г. Волконских сделанные из кандалов, хранятся в музее Волконских в Иркутске.

Идея колец из звеньев кандальной цепи принадлежала декабристу Николаю Бестужеву. После того как оковы сняли, он решил на память сделать перстни для декабристов и их жен. Часть колец сейчас хранится в Государственном историческом музее.
В 1975 году музею стало известно о кандальных кольцах. Перстни хранились у известного тамбовского коллекционера Николая Никифорова. В каком году они к нему попали, неизвестно, но можно предположить, что в 1970-е. В статье о своей коллекции Никифоров упоминал, что перстни ему передала некая дальняя родственница Волконских. Ни имени, ни фамилии дарительницы он не указал.Не всегда гладко складывались ее отношения с мужем: очень разными они были людьми. Семейного счастья не получилось. Но, к чести обоих, – до самых последних дней они отзывались друг о друге с величайшим уважением и в этой традиции воспитали детей. «…отношения между супругами не складывались, отчуждение становилось все более глубоким и явным для окружающих, – рассказывает доктор филологических наук Нина Забабурова. – В «Записках», рассказывая о жизни в иркутской ссылке, Мария Николаевна по существу не упоминает о муже… Красота тридцатилетней Марии Николаевны не тускнела: Одоевский воспевал ее в стихах, Лунин – в прозе.Портрет Марии Волконской кисти Карла Мазера, 1848 г.

Среди ссыльных декабристов было немало людей одиноких и даже таких, кто пережил трагедию женского предательства (к примеру, жена декабриста А. Поджио после ссылки мужа расторгла с ним брак и вновь вышла замуж). Мария Николаевна привыкла выступать всеобщей спасительницей и покровительницей. И многие искренне восхищались ею, так что от недостатка мужского внимания Мария Николаевна не страдала, хотя некоторые отзывались о ней неприязненно и резко. Михаил Лунин оказался одним из тех, за кого она вела переписку, запрещенную ссыльному. Большинство его писем сестре, Е. С. Уваровой, написано рукой Марии Николаевны. Он не скрывал, что испытывал к ней сильное чувство.

В сибирской ссылке провела около тридцати лет. Написала воспоминания (фр. Mémoires de La Princesse Marie Wolkonsky) на французском языке и адресовала их детям и внукам. Эта книга вдохновила поэта Николая Некрасова на создание второй части поэмы «Русские женщины». Сын Волконских, названный Михаилом, родился в 1832 году, и упорно ходили слухи, что отцом его был декабрист Александр Викторович Поджио… Версия эта никак не может считаться доказанной, но необычайная взаимная привязанность и близость Александра Викторовича и Михаила в течение всей последующей жизни явно имеет элемент осознанной родственности…
В 1835 году у Марии Николаевны родилась дочь Елена, отцом которой также считали не Сергея Волконского, а Поджио (и даже И. Пущина, что маловероятно). Елена также была любимицей Поджио, и когда он тяжело заболел на склоне лет, то поехал умирать именно к ней, в ее имение Вороньки, хотя у него была собственная семья». Так или иначе, но Волконский никогда не проявлял никаких эмоций в связи с этой ситуацией, и, тем более, с его стороны никогда не было ни малейших сомнений в своём отцовстве (по крайней мере, о них ничего не известно).
После того, как в 1835 году император распорядился выделить в пользование каждому поселенцу (у декабристов начали заканчиваться сроки каторги) по 15 десятин пахотной земли в Сибири, он с огромным азартом занялся сельским хозяйством, благодаря своим деньгам сумев превратить это “хобби” в прибыльный бизнес. В конечном итоге, к моменту своего возвращения в европейскую часть России Сергей Григорьевич сумел сколотить приличное состояние.
Незаметно, постепенно менялись и характер, и взгляды на жизнь Марии Николаевны: она все больше устремлялась к земному благополучию, и главным образом не для себя, а для детей. Правдами и неправдами определила сына Мишу в Иркутскую гимназию.
Болезни детей и продажа дома задержали Волконских в Петровском заводе до весны 1837 года – только в конце марта они прибыли в место своего поселения – деревню Урик, расположенную в 18 километрах от Иркутска. Кроме Волконских на поселении в Урике жили декабристы Ф.Вольф, М. Лунин, А. и Н. Муравьёвы, Н. Панов, в Усть-Куде (в восьми верстах от Урика) – А. и И. Поджио, П. Муханов, А. Сутгоф. На содержание Марии Николаевне из её собственных денег власти разрешили отпускать 2000 рублей ассигнациями (против 10 000 в Петровском заводе) в год. Она дважды пыталась добиться увеличения суммы: надо было учить детей, однако Петербург ей в этом отказал, так как «в Сибири учителей нет, а потому воспитание детей не требует расходов, а лишь одного попечения родителей». Тем не менее, несмотря на недостаток средств, родителями было сделано всё, чтобы дети получили достаточное домашнее образование: когда в 1846 году Михаил поступал в Иркутскую гимназию, он был зачислен сразу в 5 класс.
В январе 1845 года Мария Николаевна получила разрешение поселиться в Иркутске с детьми. Через два года она добилась права проживать в Иркутске и для Волконского.
Несмотря на годы общих лишений, объединившие декабристов и их жён на каторге в одну большую “семью”, на постоянную материальную помощь со стороны Волконских менее, чем их семья, материально обеспеченным товарищам по несчастью, в их среде Марию Николаевну недолюбливали.
Вытерпевшая за годы в Сибири так много от своих родственников, сама декабристка оставалась органичной частью своего “ядовитого семейства” – холодной, высокомерной, безжалостной и чёрствой.
Жесткость и непреклонность характера оказалась явно наследственной. Примерно в 1845-1846 году она навсегда рассорилась со своей самой близкой подругой, Екатериной Трубецкой – они обе хотели купить прекрасную усадьбу в Знаменском предместье Иркутска, принадлежавшую ранее губернатору Цейдлеру – с просторным двухэтажным домом, большим фруктовым садом и выходом к речке Ушаковке. Богатейшая наследница промышленников, Трубецкая вполне ожидаемо смогла заплатить за поместье гораздо бОльшую сумму, чем Волконская, и, в конечном итоге, стала её собственницей. После чего Мария Николаевна разорвала с ней все отношения, и не простила свою соратницу по несчастью даже после смерти – она одна из всей иркутской колонии декабристов не пришла 17-го октября 1854 года на похороны Екатерины Трубецкой, и позже ни разу не посетила её могилу...
Несмотря на почти полный разрыв с родными, Волконская старалась держаться; вся ее жизнь проходила теперь в заботах о детях.
Миша и Елена Волконские, 1845г.

Всю жизнь страдая от того, что её выдали замуж без её согласия, со своей единственной дочерью Волконская поступила точно так же, даже ещё хуже. 15-го сентября 1850 года Елена Сергеевна Волконская, которой оставалось две недели до 16-летия, стала женой чиновника по особым поручениям при губернаторе Восточной Сибири Н.Н.Муравьёве-Амурском, Дмитрия Васильевича Молчанова. Решение об этой свадьбе Мария Николаевна приняла годом ранее – весь этот срок ушёл у неё на то, чтобы сломить сопротивление мужа, который был против этого брака – кстати, Александр Поджио принимал в решении судьбы дочери Волконских неестественно большое, даже для близкого друга семьи, участие (он тоже был против замужества Елены), что со стороны выглядело просто неприлично.
И хоть  Л. В. Молчанов, был преуспевающим сибирским чиновником, но в итоге оказался дурным человеком. Растратив казенные деньги, он был отдан под суд, после чего тяжело заболел и, разбитый параличом, сошел с ума и умер. Второй муж младшей Волконской- Николай Аркадьевич Кочубей (фамилия случайно совпала с именем героя пушкинской «Полтавы», посвященной Марии Николаевне) рано скончался от чахотки. Только третий брак Елены, дважды вдовы, с Александром Алексеевичем Рахмановым оказался удачным.
В год коронования Александра II приходит известие об амнистии декабристов (кстати, приказ об амнистии доставил именно Михаил Волконский, который благодаря тому, что сестра вышла замуж смог устроиться при генерал-губернаторе, а в дальнейшем построил весьма блестящую карьеру;  в тот же год по высочайшему повелению Михаилу был возвращен титул князя, отнятый у его отца после восстания). Из 120 человек возвращаются только 15… В их числе семья Волконских. Мария Николаевна вернулась из Сибири на год раньше, чем остальные декабристы. Вскоре после смерти Николая I 18-го февраля 1855 года (известие о которой, кстати, Волконский встретил трагически – его жена писала в эти дни их сыну, который был в отъезде по службе: “Твой отец плачет, я третий день не знаю, что с ним делать”) дочь декабристки выхлопотала для своей матери разрешение приехать в Москву для лечения – здоровье Волконской, начиная ещё с 40-х годов, постоянно ухудшалось. Сильные сибирские холода вызывали у неё острые резкие боли в груди (из-за чего врачи запрещали ей зимой выходить на улицу), к которым со временем добавились сердечные приступы. Так что Мария Николаевна уехала навсегда из Сибири весной 1855 года (ещё не зная, что больше туда не вернётся). В Москве она остановилась в доме своего зятя в Подновинском переулке, где помогала дочери ухаживать за её медленно и страшно умиравшим (вторым) мужем, и нянчила внука Сергея.

Возвращение из Сибири по амнистии Сергея Григорьевича (он выехал из Иркутска 23-го сентября 1856 года) супругов окончательно развело в разные стороны. Декабристу было запрещено проживание в двух столицах (Москве и С.-Петербурге), и поэтому он снимал для себя жильё в Подмосковье, изредка, наездами, пересекаясь со своей женой в Москве.
Весной 1858 года с овдовевшей годом ранее дочерью и внуком Волконская выехала за границу на воды (без мужа). Вернувшись на родину, она начала писать воспоминания о пережитом. С первых же строк повествования становится ясным, что брак Волконских был заключен не по взаимной любви... Кстати, Мария Николаевна писала свои «Записки» только для сына. Он же, к 1904 году весьма преуспевающий чиновник, не без колебаний взялся за публикацию воспоминаний матери. Ее умные и скромные «Записки» выдержали множество изданий. Одним из первых, еще в рукописи, прочитал их поэт Н. А. Некрасов, автор поэмы «Русские женщины».
Мария Николаевна в сопровождении своей любимой Елены ездила на лечение за границу, но это не помогло. Мария Николаевна Волконская умерла 10 августа 1863 года в Чернигове от болезни сердца. Похоронена княгиня Волконская в уже упомянутом селении Вороньки Черниговской губернии, принадлежавшем семье ее дочери Елене. Ее последние дни с ней разделил приехавший проститься навсегда Поджио…
А Сергей Григорьевич жил в это время в имении сына под Ревелем (ныне – Таллин). Он надеялся съездить проститься с Марией Николаевной, но от него скрыли ее последнюю болезнь, о чем он долго сожалел. А через два года не стало и его.
Его похоронили, согласно завещанию, в ногах у жены в селе Воронки под Черниговом…Примерно на месте захоронения в 1975 г. установлен кенотаф – гранитная стела с бронзовыми барельефными портретами.

"Тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважение соотечественников, кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, хотя, может быть, и преждевременно затеял дело свое".

Так писала М. Н. Волконская в своих "Записках". Та самая Волконская когда-то называла друзей мужа "низкими", осознает обреченность благородного дела.

Один из сыновей Якушкина, приезжавших в Сибирь, рассказал кому-то в письме о Волконских: трудно представить, как эти два совершенно разных человека уживаются друг с другом, поговаривают, даже дети Марии Николаевны — не от Сергея Григорьевича. И назвал Александра Поджио и Ивана Пущина... 

Что знал о жизни Волконских молодой человек? Как мог судить, не разобравшись? Публиковать мысли, не будучи уверенным? 

— Мы придерживаемся одной версии: Мария поехала в Сибирь из чувства христианского долга перед супругом, — резюмирует Лидия Маслова экскурсовод дома-музея Волконских. — Не надо разрушать идеалы подглядыванием в замочную скважину. Да, там все было. Они живые люди. Но зачем это выпячивать? Да, у Марии был сложный характер. Но это она написала спустя много лет для детей: «Я вышла замуж за князя, вашего отца, одного из самых благороднейших и достойнейших людей, каких знала». И это Сергей Волконский завещал похоронить себя рядом с супругой, посвятившей ему долгих тридцать лет сибирской жизни.

Однако, странности с Поджио все-таки существуют. Может я и расскажу о них подробнее как-нибудь. В 1873 году, смертельно больным (бросив в Италии жену, на которой он женился в ссылке и дочь, которые в Россию больше никогда не возвращались), опять приехал в Вороньки, где и скончался на руках у Елены Сергеевны Кочубей 6-го июня 1873 года (ну вот как это можно объяснить просто тем, что он был “близким другом семьи”, я не знаю). Завещал похоронить себя рядом с Марией Николаевной – а на деле, рядом с Волконскими (Сергей Григорьевич к тому времени уже 8 лет как упокоился около своей жены) в Вороньках, что и было исполнено.
Занимательно, что и старший брат Александра Поджио, декабрист Иосиф Викторович Поджио (1792-1848), умер 25 годами ранее тоже в доме Волконских, но только в Иркутске. Он остановился у них по дороге на Туркинские лечебные воды, за два дня до своей скоропостижной кончины 6-го (или 8-го) января 1848 года.
Церковь была снесена большевиками в 1930-е годы, тогда же могилы Волконских и Поджио были утрачены. Поэтому памятные кенотафы стоят в предполагаемом месте захоронения.

Михаил Лунин вспоминал: когда декабристы поняли, что не смогут изменить Россию, они решили изменить Сибирь. Присутствие в Иркутске двух семей неузнаваемо перекроило иркутское общество, добавлял кто-то из сибиряков. Декабристы облагородили каторжный край, дали невероятный толчок для развития образования и просвещения. Пребывание в доме Волконских и Трубецких, общение с ними запоминалось навсегда. И сибиряки до сих пор благодарны им за это. В конце концов даже император признал: так и думал, что они там пригодятся.

Декабристы действительно пригодились Сибири. А женщины — любимым мужчинам. Конечно, не каждой посвящали стихи Пушкин и Некрасов. Но в российской истории имена 19 спасительниц останутся навсегда (кроме жен туда поехали и некоторые матери и сестры).

Памятник «Женам декабристов» в Иркутске

Памятник "Женам декабристов" в Иркутске. Скульптор М. Переяславец. Архитектор Ю. Волчек

На монументе изображена княгиня Мария Волконская в домашнем платье и с подсвечником. Именно так должна выглядеть гостеприимная хозяйка дома, встречающая посетителей музея, считают авторы памятника. Памятник высотой 2,7 метра, постамент высотой 1,6 метра. Это памятник-символ любви, верности, супружеского долга и преданности.

Стоимость памятника 17 миллионов рублей. Такой подарок к 350-летию сделал городу иркутский предприниматель Виктор Захаров.

— Я коренной иркутянин, родился и вырос в этом городе, поэтому считаю его своим домом, — сказал он.

https://www.liveinternet.ru/users/irena_69/post200448165/

http://www.patiks.ru/txt/3dekab79.shtml

http://april-knows.ru/articles/kak_zhili_v_sibiri_zheny_deka...

https://vlatisa.livejournal.com/74998.html

http://www.lbk.ru/showthread.php?25453-%D0%96%D1%91%D0%BD%D1...

http://d1825.ru/viewtopic.php?id=5399&p=3

https://www.irk.ru/news/articles/20180905/volkonskikh/

https://rudapani.wordpress.com/2017/04/08/%d1%88%d0%b0%d0%bd...

Картина дня

наверх