На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Жизнь - театр

1 157 подписчиков

Свежие комментарии

  • Yvan
    Забавно, конечно, но жестоко так пугать.Гифки 81
  • Инна Диаманти (Брежнева)
    Рассказы Бондаренко - бездарная пошлость.Рассказы о животн...
  • Светлана Митленко
    Очень много разрушено, очень. К счастью в последнее десятилетие вроде взялись за ум. Пытаемся сохранить, то что остал...Красоты и музеи П...

Доктор Мороз

Ссылка в Туруханский край длилась уже несколько месяцев.  Его доставили в сопровождении двух жандармов в местное сельское поселение в июле. Весеннее  половодье ещё не кончилось. По реке неслись грязные тяжёлые льдины. Трава на лугах была зелёной. Но не успели оглянуться, уже в августе она привяла, потеряла радостную яркость. Листья на деревьях стали быстро увядать, свёртываться трубочкой. На отаву полей, на травы расстилавшихся за околицей пустырей, на пыльную ленту дороги, на ставни и ступеньки избы, в которую его поместили, серебряной пылью ложились зазимки. Дыхание близкой зимы чувствовалось во всём: в тишине, опустившейся на село, в бодром стуке копыт проезжавших лошадей, спешивших на ярмарку в крупное село,  расположенное всего в ста верстах. Дробный стук молотилки, шелест крыльев ветряной мельницы, зипуны и тулупы крестьян, тёплые лапти, сменившие лёгкую берестяную обувь,  дыханье заполярной  стыни навевали не то чтобы скуку, нет, скорее, острые приступы тоски, которую испытывают некоторые особенно чувствительные люди при первом снеге.  
В сентябре первой пушистой пеленой лёг на землю снег, прикрыл мертвенным саваном все краски, оставив траурный контраст чёрного и белого. «Девять месяцев зима, остальное лето», - шутили ссыльные. Их было здесь несколько десятков человек.
Ссыльный, родом с Кавказских гор, знал обжигающее дыхание снега с детских лет. Небольшое горное селение, в котором он появился на свет, было окружено отрогами, снег на которых не таял даже летом. Там, на высоте было всегда холодно и чисто, но в долине пекло солнце, рос виноград, колыхались поля пшеницы. Здесь же, на севере, гор не было. Высокие широты сами были тем плоскогорьем, которое Господь придвинул к полюсу вечной мерзлоты. Ни виноград, ни пшеница здесь не росли. 
Несколько лет назад он уже испытал удушающее объятье севера в первой сибирской ссылке. Наказание было определено ему за антигосударственную деятельность, выражавшуюся в дерзких ограблениях банков,  экспроприации богатых денежных тузов, революционной пропаганде. Все деньги, добытые с опасностью для жизни, он отдавал в кассу партийной организации большевиков, филиалы которой находились и в России и заграницей. На эти деньги печатались газеты, организовывались побеги видных революционеров. Это была его пятая ссылка. Из  всех ему удалось бежать.  Эта настигла его накануне войны с Германией.
Турухановский край с высоты

Вместе с ним отбывали сроки другие революционеры. Склонный к одиноким размышлениям он мало общался с ними. Схоластика жарких споров мало привлекала его. К тому же, он не мог долго и громко говорить. Его голосовой аппарат быстро уставал. Врачи определили начальную стадию затемнения лёгких, кончавшуюся обыкновенно чахоткой. Властный от природы он не терпел возражения, и его сердило и обижало, когда он не мог одерживать победы в спорах. Он был прирождённый лидер со склонностью к диктаторству.
В туруханском заточении, как он иронически-возвышенно именовал свою новую ссылку, кроме товарищей по партии, были книги по философии и русской истории. Время от времени ему разрешалось выезжать в село Монастырское, верстах в 50-ти от Курейки, чтобы повидаться с одним из близких по духу товарищей.  Иногда в руки попадались завезённые с большой земли газеты и журналы. Книжная жизнь столиц цвела необыкновенно бурным цветом. Рядом с известными именами Леонида Андреева, Дмитрия Мережковского, Максима Горького обозначались новые личности вроде крестьянских поэтов Сергея Есенина и Спиридона Дрожжина. Символистов он не любил. Его раздражала их туманная манера выражаться, вечное стремление ввысь, «туда, туда», за которой ничего не стояло. Он мог судить об этом, так как был не чужд поэзии. Несколько лет назад, увлечённый вихрем художественной жизни сам попробовал свои силы в весьма недурных стихах, лиричных по чувству и музыкальных по звучанию. стихах. У него был природный слух. Он красиво, хотя и негромко пел. Именно от него обитатели  приполярного села впервые услышали грузинские народные песни «Сулико» и «Чёрная ласточка», по-южному томные и страстные. Их торжественный литургический строй напоминал то грохот горных обвалов, то глас архангелов, то молитвы к Богу. В них не было просьб и жалоб. Они возносили благодарность Создателю за всё, что Он дал людям. И ещё в них звучала сладость любви и печаль неизбежного расставания с земной жизнью. 
Петь он любил. Но в последнее время голос стал изменять ему. Лёгкие не могли набирать столько воздуха, сколько было нужно для вытягивания протяжных нот.
Книги и пение да живая память о прошлом, жившая в его воображении, скрашивали ему одинокую жизнь. Впрочем, не только это. Тринадцатилетняя дочь хозяина избы, отведённой ему для постоя, приглянулась его взору сразу, как только он увидел её. По обычаям южных народов, да и не только, она вполне созрела для ухаживаний. И черноглазый весёлый грузин тоже как будто нравился ей. Правда, когда  однажды он стал уговаривать её  ласковыми словами, у него горлом хлынула кровь. И она испугалась. 
Кровь после этого шла ещё несколько раз. «Час твой приходит, - сказал ему голос. - Готовься!» Он пробовал лечиться настоями трав, печным теплом, медвежьим и тюленьим жиром. Это мало помогало. Нет, он не хотел кончить жизнь в заснеженных туруханских просторах, где душа не услышит родных напевов, а тело будет долго лежать в вечной мерзлоте. Даже если оно останется нетленным тысячу лет, что толку? Не для того он родился на свет, чтобы уйти безвестным и никому не нужным, сгинуть здесь, во тьме заполярной бесконечной ночи.
Он часто думал о смерти. Уходя в тайгу на коротких охотничьих лыжах, подолгу бродил нехожеными тропами меж красных стволов сосен и кедров. Другие ссыльные сидели в это время по тёплым деревянным домам. А ему хотелось движения, свежего воздуха. Да и добытая на охоте птица и заяц-беляк не были лишними на скудном столе. Ссыльным выделялось три рубля в месяц на прожиток. Кое-как на эти деньги при тамошних ценах на рыбу и мясо можно было держаться. Хлеб стоил дороже. Иногда приходили посылки с воли. Но всё же…
 Морозы бывали страшные. Стужа доходила до 60-ти градусов ниже нуля по Цельсию. Но с тех пор, как признаки болезни сделались явными и надежды на исцеление почти не оставалось, он безбоязненно удалялся на десятки вёрст, доходя до тех мест, где тайга переходит в лесотундру. Какая разница, если жизнь скоро кончится? На пути ему встречались косули, северные олени, волки, песцы, зайцы. Жизнь везде находила себе место. Не боясь вечного холода, продолжали потомство звери, и птицы, и рыбы. Сиги, лососи шли на нерест, минуя пороги рек. А он, человек сильной воли, прошедший ссылки и тюрьмы, встречавшийся с разбойниками и бандитами, выходивший победителем из самых трудных положений, обречён дожидаться смерти, не совершив того, к чему  готовила его судьба. В своё высокое предназначение он верил. Чувство исключительности росло в нём год от года. Но что если нить его жизни оборвётся прежде срока? Сколько товарищей, положивших жизнь на борьбу с несправедливостью, с миром господ, уходило, подкошенное болезнями, нажитыми в сырых камерах, на этапах, каторге  и ссылке! 
Он гасил в себе изредка просыпавшееся чувство страха. Какой-то внутренний голос убеждал его, что с ним этого не случится. Звезда его ещё взойдёт. Не напрасно пришёл он в этот мир. Он полон жажды жизни, интереса ко всему, что его окружало: к природе, животным и людям, к тому, что и как они говорят. Правда. любопытство его не было бескорыстным. Присматриваясь к людям, он, прежде всего,  старался определить, опасны ли они для него. Если нет, люди  становились друзьями, если да ; врагами. А к врагам он был беспощаден. Он давно решил для себя, кто из товарищей безопасен для него, а с кем надо держать ухо востро. Любопытен он был и к местным жителям, кетам, но совсем по другой причине. Его интересовало, как они живут, как говорят, почему в их языке встречаются слова, странно похожие на картвельский язык. Неужели в глубине времён люди близки к одному корню? 
Размышления уводили его далеко. В одно из таких охотничьих странствий он ушёл куда-то в сторону от  привычных маршрутов. Лыжи скользили по  скрипучему снегу, уводя всё дальше от привычных мест. Стали встречаться незнакомые ложбины. Он пробовал вернуться на старый путь, но желанные приметы не попадались. Он понял, что заблудился. Ничего похоже на испуг, не ощутил. Ему уже случалось заходить далеко от селения. В конце концов, он всегда находил верный путь по солнцу и мху на стволах деревьев. Но сегодня солнце село раньше обычного. Стало плохо видно. Он повернул назад, рассчитывая к ночи выйти к селению. Но сколько ни шёл, ничего, кроме леса и снега не виделось впереди. Умолкли сороки. Не перебегали дорогу зайцы. Даже уханья совы не было слышно. Он шёл и шёл, наматывая на лыжи версту за верстой. Стало совсем темно. Поднялась метель. Раза два послышался волчий вой. Он проверил ружьё. Потрогал патроны под шубой. Всё было в порядке. В вещевом мешке был запас сушёной рыбы, жира, сухарей. Еды должно было хватить на несколько суток. Вот только мороз. Подумав об этом, он ощутил, как холод пробирается в каждую клеточку тела, до самых кончиков пальцев ног, до самого сердца. 
К утру он сделал привал. Возле старой сосны нагрёб снега и устроил себе пещеру. А когда мутная заволочь разлепила ему веки, двинулся дальше, уже совсем не разбирая дороги. И снова повторились ночь и утро. И ещё и ещё раз. Шли четвёртые сутки его блужданий. Руки и ноги уже утратили чувствительность. Под заледеневшей шубой не осталось ни крохи тепла. В лёгких с шумом крошились кристаллики льда. 
Староста в селении уже доложил в уезд о побеге ссыльного. Полицейские не удивились. Этот поднадзорный был известен по их сводкам под кличкой бегун. За ним числись пять побегов. 
На пятый день полузамёрзшего, но всё еще передвигавшего ноги, его учуяли собаки эвенского стана. Лицо было обморожено. Усы покрылись такой коркой льда, что он не мог оттаять несколько часов. 
На следующие сутки на санях его отвезли к месту поселения. Он сам вошёл в избу, поздоровался, и не сказав больше ни слова, прошёл к кровати и рухнул на неё. Всё его тело промёрзло насквозь, в лёгких, казалось, не осталось живой клеточки. Он должен был умереть. Но он выжил. Доктор мороз убил смертоносные палочки. 
Шел январь семнадцатого года. Через месяц произошла Февральская революция. И ссыльный Туруханского края вместе с другими товарищами прибыл в Петербург. 
 Всему миру он стал известен как Иосиф Сталин.
 Говорили, что он любил уединяться на холодной веранде своей кунцевской дачи. Укутанный в тулуп, с надетой на голову шапкой из собачьего меха, часами сидел в кресле на подостланной медвежьей полости, как в санях. Руками в меховых перчатках перелистывал страницы книг и рукописей. Грифель карандаша застывал от мороза, иногда кончик его ломался. Он брал другой из стоявшей на мраморном столике карандашницы. Время возвращалось на пройденные круги. Он переносился на тридцать пять лет назад. Кто знает, сколько раз вспоминались дни, проведённые в тайге, на лютой стуже, когда, казалось, уже не оставалось надежды на спасение. Игольчатый, звенящий на морозе воздух снова начинал вступать в лёгкие.
 Спустя несколько часов он возвращался в жарко натопленные комнаты. Начинался спасительный процесс размораживания, возвращения к жизни, полной теней прошлого и живых сигналов настоящего, бурных событий, крови, множества жестоких поступков, хитростей и коварства. Это был его путь, за который, как и каждому человеку, придётся держать ответ перед собственной совестью, в которой  место 10 заповедей заняла религия классовой борьбы.

© Валерий Протасов

Картина дня

наверх