216 лет назад, 22 ноября 1801 г., в местечке Лугань, на Английской улице, у немецкой матери и отца-датчанина родился сын. Со своей национальной принадлежностью новорождённый впоследствии разберётся сам, став не просто русским, а русским эталоном. Это был Владимир Даль.
Отец его, Иоганн Христиан, принявший в 1799 году вместе с российским подданством и русское имя Иван Матвеевич, происходил «из датских офицерских детей». Он получил хорошее протестантское образование, знал 14 европейских языков. В Петербург, прослышав о его «многоязычии», Иоганна пригласила сама императрица Екатерина II — он стал её придворным библиотекарем. Позже выучился в Йене на врача и уже не расставался с этим призванием, достойно служа России. Пожалованное со временем дворянство и должность медицинского инспектора Черноморского флота дали возможность устроить сыновей по морской части.
Мать, Мария Христофоровна Фрейтаг, обладавшая «голосом европейской певицы» и хорошо играющая на фортепьяно, свободно владела пятью языками и сама обучала детей. Она была большой рукодельницей и приучила к творческому труду малышей. «Мать разумным и мягким обращением своим, а более всего - примером с самого детства поселила во мне нравственное начало», — вспоминал Владимир Иванович.
Бабушка Вадимира Даля по материнской линии переводила на русский язык немецкие пьесы.
Между собой в семье говорили по-русски. Отец при каждом случае напоминал: «мы — русские».
В одной из своих автобиографий Даль сообщает: «Я <…> родился после двух старших сестёр. <…> За мною следовали, кроме умерших в малолетстве сестёр, братья: Карл, Лев и Павел. Карл был моряк и умер в Николаеве. Лев — артиллерист, убит при взятии Варшавы в 1831 г., и товарищи поставили ему памятник. Павел, не кончив курса в Дерптском университете, умер чахоткою в Риме (где ему племянник, Лев Даль, поставил памятник уже гораздо позже). Меня с Карлом отдали в Морской корпус; это было летом в 1814 г.».
Отец отвёз 13-летнего Владимира вместе с братом на учёбу в Петербург, определив их в Морской кадетский корпус, считавшийся одним из лучших. Там друзьями Даля становятся будущий адмирал Нахимов и будущий декабрист Завалишин.
А будущий писатель Даль начинает в это время записывать в дневнике новые слова-термины, кадетский жаргон, свои впечатления, послужившие затем основой для написания первой повести «Мичман Поцелуев, или Живучи оглядывайся». По завершении учёбы его направляют служить в Черноморский флот (1819).
Владимир Даль в юности
Наше сознание давно между понятиями «Даль» и «словарь» ставит знак равенства. Впрочем, начато это не нами. Ещё в 1872 г. русский классик Иван Тургенев, узнав о смерти Даля, веско произнёс: «Он оставил за собою след - «Толковый словарь живого великорусского языка». И - ни слова больше. А ведь собрание сочинений Даля состоит из 10 томов - 145 повестей и рассказов, 168 коротких историй, стихи, пьесы, очерки… Кстати, если уж говорить об «оставленных следах», то с наследием Даля каждый из нас встречается ещё в раннем детстве, не имея представления о грамоте вообще. Можно биться об заклад - первой «настоящей книгой», которую вам прочли родители, была «Курочка Ряба». Записал и обработал сказку Владимир Даль, равно как и «Вершки и корешки», «Снегурочку», «Лису-лапотницу» - всего больше тысячи сказок, которые были после безвозмездно отданы Александру Афанасьеву, составителю знаменитого сборника «Народные русские сказки».
Владимир Даль в молодости.
Провал карьеры
Возможно, в детстве он и сам слушал волшебные истории - в воспоминаниях пару раз мелькает некая «добрая нянька Соломонида», которая могла кое-что рассказать барчуку. Но очень скоро вместо сказок началась жестокая правда: «Нас свезли в 1814 г. в Морской корпус (ненавистной памяти), где я замертво убил время… В памяти остались одни розги». Справедливости ради следует отметить, что как раз кадета Даля за все 5 лет обучения не высекли ни разу. Розги, пусть фигуральные, но зато полновесные - в виде порицаний, выговоров и даже арестов - достались уже взрослому человеку. Морскому офицеру, доктору, чиновнику - именно таков был его послужной список.
Так, в 1823 г. мичмана Даля подвергают аресту. Повод - подозрение в написании эпиграммы, «задевающей честь и достоинство командующего Черноморским флотом Алексея Грейга».
Мичмана оправдали, но полгода за решёткой и перспектива быть разжалованным в рядовые дальнейшей карьере не способствовали. И служба не заладилась. Даль оказался подвержен морской болезни и спустя несколько лет подал в отставку, решив уйти в медицину.
В 1826 году он поступил в Дерптский университет и досрочно закончил его, с честью выдержав экзамен на доктора медицины и хирургии. Тема его диссертации: «Об успешном методе трепанации черепа и о скрытом изъязвлении почек».
Даль поступает в Дерптский университет и становится доктором. Студентом жил небогато в тесной чердачной каморке, добывая хлеб уроками русского языка. Отец его к тому времени умер (1821).
Учёба подарила Далю новых замечательных друзей: поэтов Николая Языкова и Василия Жуковского, а также будущего основателя полевой хирургии Николая Пирогова.
«Однажды, — вспоминал Пирогов, — вскоре после нашего приезда в Дерпт (ныне Тарту — Ред.), мы слышим у нашего окна с улицы какие-то странные, но незнакомые звуки, русская песнь на каком-то инструменте. Смотрим — стоит студент в вицмундире; всунул голову через окно в комнату, держит что-то во рту и играет: „Здравствуй, милая, хорошая моя“, не обращая на нас, пришедших в комнату из любопытства, никакого внимания. Инструмент оказался губной гармошкой, а виртуоз — Владимиром Далем, он действительно играл отлично. Это был человек, что называется, на все руки. За что ни брался Даль, все ему удавалось освоить».
Молодой военврач Даль участвует в польской кампании 1830-1831 гг. И попадает в ловушку. На его корпус и лазарет наваливается польская кавалерия. Отступать некуда - путь преграждает Висла. Из пустых бочек, верёвок и досок Даль быстро наводит понтонный мост и спасает войска. Вместо благодарности - выговор «за оставление и неисполнение прямых обязанностей».
Здесь же доктор Даль осознал, что судьба даёт ему шанс познакомиться с русским языком во всей его полноте. По вечерам он подсаживался к бивачным кострам и подолгу разговаривал с солдатами, записывая за ними яркие слова и обороты речи. Через год записки Даля выросли до таких размеров, что для их перевозки командование выделило ему вьючного верблюда.
Так, на горбу «корабля пустыни», скитался по военным дорогам зарождающийся словарь — мешки, набитые исписанными тетрадями. Но однажды случилась беда: верблюда, гружённого записками, захватили турки. Ужасу Владимира Ивановича не было предела. «Я осиротел с утратой моих записок — вспоминал он. — Беседа с солдатами всех местностей широкой Руси доставила мне обильные запасы для изучения языка, и всё это погибло».
Конец всем трудам, усилия были напрасны? Офицеры и солдаты не смогли безучастно смотреть, как горюет их любимый доктор. На поиски верблюда в турецкий тыл отправился отряд казаков. Через несколько дней верблюд вернулся, навьюченный дорогой поклажей — «словами».
После войны Владимир Иванович возглавляет госпиталь для холерных больных в Каменец-Подольском, сражаясь уже против эпидемии чумы, охватившей юг империи. Затем плечом к плечу со знаменитым хирургом Пироговым трудится в Киеве. А с марта 1832 года поселяется в Санкт-Петербурге и становится ординатором военно-сухопутного госпиталя. На новом посту он проявил талант хирурга-офтальмолога, причём равно владел правой и левой рукой. Даль стал медицинской знаменитостью Петербурга — самые известные хирурги приглашали его на помощь в особо сложных ситуациях.
В 1833 Даль женится на Юлии Андре (1816–1838), которая родила ему сына и дочь, а через пять лет супружества умерла. Вот как описывает её современница: «Мадам Даль мила как нельзя более, миньятюрная, голосок тоненький, звонкий; ну точно колибри…».
Владимир Даль с женой Юлией
Сразу после свадьбы Даль переводится в Оренбург чиновником особых поручений при военном губернаторе В.А. Перовском. Возможно по совету и ходатайству Пушкина или Жуковского — Перовский был очень дружен с обоими литераторами. Здесь, в Оренбуржье, по словам Владимира Ивановича, он нашёл свой кусок хлеба.
Н. Генкина. Владимир Даль в Нижнем Новгороде
Чиновника особых поручений при Министерстве внутренних дел Владимира Даля посылают в Нижний Новгород заниматься делами удельных крестьян. В 1849 году Владимир Иванович получил место удельного управляющего в Нижнем Новгороде, где пробыл десять лет. Там он моментально приобретает репутацию «невыносимо правдивого и честного». «Что делает в Нижнем Новгороде губернская полиция с крестьянами, этому никто не поверит. Исправник разъезжает по уезду и грабит. Полицмейстер берёт взятки деньгами и натурой. Произвольные поборы полиция позволяет себе беспрестанно, а начальство потворствует ей, и никакого суда не найдёшь». Резюме: «При нынешней полиции никакие распоряжения правительства не могут принести пользы». Борьба Даля с тогдашними «оборотнями в погонах» была неравной и окончилась плачевно - выйдя в отставку, он получил не полную пенсию, а всего лишь две трети.
Затем он перебрался в Москву, и последние годы жизни посвятил подготовке к печати своего словаря и сборника пословиц русского народа.
«Царская щедрость»
Широта души, щедрость сердца, одарённость, общительность и разносторонность интересов привлекали к Далю творческих людей. Он близко сходился с Пушкиным, Гоголем, Некрасовым, Тургеневым, Жуковским, Одоевским, Лажечниковым. Владимир Иванович был знаком и с Шевченко, некоторое время переписывался с ним и даже принял участие в его освобождении из ссылки.
Но особенно значимым представляется знакомство, а затем и дружба Даля с Пушкиным. Вероятно, именно Александр Сергеевич подал мысль Далю взяться за словарь.
Выше было рассказано о послужном списке - так сказать, внешней карьере. Может быть, в трудах словесности Даль был удостоен большей милости?
Первая его работа, «Сказки Казака Луганского», опубликованная в 1832 г., стала скандалом и причиной ареста автора. Его, правда, выпустили в тот же день. Но весь тираж изъяли и уничтожили. Формулировка: «Книга приспособлена для низших классов и прислуги. В ней содержатся насмешки над правительством, церковью и жалобы на горестное положение».
Теоретически ситуацию с главными трудами Даля можно охарактеризовать пословицей из его же сборника: «Жалует царь, да не жалует псарь». На деле же царские пожалования оборачивались издёвкой.
«Если мы теперь имеем «Словарь живого великорусского языка», то этим мы всецело обязаны народолюбивому царю нашему!» Эти сусальные слова писателя Мельникова-Печерского сейчас почему-то воспринимаются как непреложная истина. Реальность была иной. Академия наук, куда Даль обратился с просьбой об издании своего «Словаря», просьбу отклонила. Однако предложила купить материалы, которые писатель собирал всю жизнь, за унизительную сумму - 157 рублей. Мы могли бы остаться без словаря Даля вообще. Но Александр Кошелёв, издатель и славянофил, одолжил Далю 3 тысячи рублей. На эти деньги главный его труд и издавался - короткими выпусками. Их вышло уже семь, когда царь случайно узнал, какое нужное дело происходит помимо его ведома. И, наконец, явил свою милость: «Его Величество соизволил пожаловать на продолжение словаря 2500 рублей». Царская щедрость - на 500 рублей меньше, чем дар частного лица. Впрочем, пожалование было не безвозмездным: «Его Величество соизволил, чтобы объявлено было на обложке, что печатание предпринято на Высочайше дарованные средства».
Но Даль движим силою призвания. Как-то раз, мчась по зимней новгородской дороге, мичман Даль пришёл в неописуемый восторг от оброненного ямщиком слова «замолаживает» (т.е. «пасмурнеет») — оно и стало первым словом, записанным для легендарного словаря.
«Во всю жизнь свою я искал случая поездить по Руси, знакомился с бытом народа, почитая народ за ядро и корень, а высшие сословия за цвет или плесень - по делу глядя». Эти слова Даля - почти точная евангельская цитата: «По плодам их узнаете их». Обид на своих гонителей - в мундирах или в рясах - Владимир Даль не держал. Перед смертью он, урождённый лютеранин, перешёл в православие.
Владимир Даль, автор «Толкового словаря живого великорусского языка», сидел в тюрьме за свои сказки, в отчаянии хотел сжечь сборник «Пословицы русского народа» и стал родоначальником «славянского фэнтези».
Тот самый, автор «Толкового словаря живого великорусского языка», который создавался в течение полувека. Если быть точным — пятидесяти трёх лет. Неудивительно, что его автор, знавший 12 языков и наречий, настолько проникся русским духом, что вполне искренне считал Европу средоточием мерзости и зла. «Сколько я ни знаю, нет добрее нашего русского народа и нет его правдивее, если только обращаться с ним правдиво... Наши русские суеверия имеют характер добродушия и простодушия, на Западе не то; тамошние суеверия дышат злом, пахнут кровью. У нас непомерное, превышающее церковный закон почитание икон, благовещенская просфира, рассеянная вместе с хлебными зёрнами по полю ради урожая, скраденная частица Св. Даров, положенная в пчелиный улей, чтобы мёду было побольше, а там — испанская инквизиция, Варфоломеевские ночи, поголовное истребление евреев, мавров, казни протестантов!» Эта речь впору хотя бы и нынешним хоругвеносцам, которые давно уже забыли, как правильно пишется название одной из частей света, предпочитая везде и всюду обозначать её как «Гейропу» и шумно, напоказ клеймить как «рассадник содомии».
Фокус в том, что, в отличие от современных профессиональных патриотов, Владимир Даль никаких корыстных целей вроде создания паблисити не преследовал. Он действительно искренне любил всё русское. Но старался не столько унизить оппонента, сколько возвысить своё, исконное, как он это понимал.
Скажем, Джон Рональд Руэл Толкиен, создавая свою знаменитую эпопею «Властелин колец», хотел, по его собственным словам, «дать Англии мифологию». Намерение логичное, поскольку мифологии как таковой в Англии нет.
То же самое можно сказать и о России. У нас есть героический эпос с богатырями и тугариными, а вот насчёт мифов как таковых — откровенно плохо.
Возможно, что-то подобное чувствовал и Владимир Даль. Недаром он с таким тщанием создавал драму «Ночь на распутии, или Утро вечера мудренее», которую кстати, называл подчёркнуто по-русски: «старая бывальщина в лицах». Вот как вспоминал об этом опыте Даля писатель Павел Мельников-Печерский: «Содержание её фантастическое. Тут кроме удельного князя Вышеслава, его дочери Зори и её женихов действуют Домовой, Водяной, Леший, Оборотень, Русалки, и все они действуют вполне по-русски, то есть вполне сообразно с представлениями о них, созданными русским народом. В художественном отношении „Ночь на распутии“ слаба, но она замечательна как опыт выставить на сцену русский сказочный мир. Даль рассказывал, что Глинка не раз ему говаривал, что после „Руслана и Людмилы“ он непременно примется за „Ночь на распутии“».
«Выставить на сцену русский сказочный мир» — это задача сама по себе действительно достойная. Между прочим, как бы ни относиться к этому «слабому» произведению, надо признать, что какой-то результат всё-таки есть. Кто сомневается, может сходить в книжный магазин и выборочно взглянуть на аннотации книг жанра «русско-славянское фэнтези». Можно биться об заклад, что там с большой вероятностью будет ровно то же самое, о чём полтораста лет назад писал Владимир Даль. Которому, соответственно, надлежит присвоить титул «родоначальник славянского фэнтези».
Словом, если брать священную для XIX столетия формулу патриотизма «Православие, Самодержавие, Народность», то как минимум с одним — последним — пунктом у Владимира Даля всё в порядке. Со вторым, то есть с самодержавием, было немного сложнее. За первый же свой литературный опыт «Сказки казака Луганского» Даль был удостоен высшей меры признания со стороны власти: ареста. Правда, за решёткой он просидел не больше суток. А вот весь тираж книги изъяли и уничтожили. Официальное объяснение: «Книга приспособлена для низших классов и прислуги. В ней содержатся насмешки над правительством и жалобы на горестное положение».
С православием было совсем худо. Вернее, логика развития литературной деятельности Даля подталкивала его к тому, чтобы принять православие. И, возможно, это состоялось бы гораздо раньше, чем произошло. Но было несколько причин, по которым он сознательно оттягивал решение. Одна из которых носит вполне человеческое имя. Иоаким Кочетов. Протоиерей. Действительный член Российской академии, занимавшейся русским языком.
Этот самый Кочетов рецензировал капитальный труд Даля: сборник «Пословицы русского народа». 37 тысяч пословиц и поговорок. Неизвестно, какими резонами руководствовался уважаемый протоиерей, но вердикт его был сокрушителен: «Здесь кощунственное смешение Премудрости Божьей с низкими изречениями ума человеческого. Книга вредна и опасна».
Даль был взбешён этим до крайности. Общественности, которая ждала выхода книги, он заявил: «Пословица несудима». А академикам, в том числе и рясофорным, написал: «Не знаю, в какой мере сборник мой мог бы быть вреден или опасен... Но коли так, остаётся положить его на костёр и сжечь. Я же прошу позабыть, что сборник был представлен вам для печатания».
«Позабыть» пришлось не только сборник, который ждал издания почти 10 лет. Позабыть Далю пришлось и о своём переходе в православие. Согласно его же словам, он намеревался медлить с этим делом до последнего: «Не время ещё. Много молвы, говора будет, а я этого не хочу. Вот придёт безглазая, вот тогда...»
Апофеозом всей жизни и творчества Владимира Даля стал его «Толковый словарь живого великорусского языка». Это собрание нравственного, философского, житейского, фольклорного опыта, словесное закрепление огромной многовековой истории живого великорусского языка.
Пять десятилетий шла кропотливая работа: первые слова Владимир Иванович записал в марте 1819 года, путешествуя по России, последние слова — незадолго до собственной смерти, в 1872 году.
Вот некоторые данные по «Словарю...»:
200 000 слов: книжно-письменная, просторечная, диалектная, профессиональная, церковнославянская и иная лексика.
Более 30 000 пословиц, поговорок и загадок, приводимых автором для наиболее точного разъяснения значений слов.
53 года работы: получается, что при 12-часовом рабочем дне, он в течение полувека каждый час объяснял 1 слово. Он пояснял:
«Общие определения слов и самих предметов и понятий — дело почти неисполнимое и притом бесполезное. Оно тем мудрёнее, чем предмет проще, обиходнее. Передача и объяснение одного слова другим, а тем паче десятком других, конечно, вразумительнее всякого определения, а примеры ещё более поясняют дело…».
Вот несколько примеров крылатых выражений, сохранённых для нас Далем.
Бог один, да молельщики неодинаковы.
Воспитатель сам должен быть тем, чем он хочет сделать воспитанника.
Люби - не влюбляйся, пей - не напивайся, играй - не отыгрывайся.
Назначение человека именно в том, чтоб делать добро.
Не слыть, а быть.
Умереть сегодня — страшно, а когда-нибудь — ничего.
Церковь не в брёвнах, а в рёбрах.
Правду говорить — никому не угодить.
От пословицы не уйдёшь.
«Только добрый и талантливый народ может сохранить величавое спокойствие духа и юмор в любых, и самых трудных обстоятельствах. Пословицы, поговорки, прибаутки, рождаясь в недрах народных масс, говорят о здоровом, могучем организме», — замечал Владимир Иванович.
Воспоминания Мельникова-Печерского подтверждают, что Даль принял православное вероучение осознанно, так как считал, что в Православной Церкви сохраняется вся полнота истины. В одной из бесед со своим другом-учеником он говорил: «Самая прямая наследница апостолов, бесспорно, ваша Греко-Восточная Церковь, а наше лютеранство дальше всех забрело в дичь и глушь…
Православие — великое благо для России, несмотря на множество суеверий русского народа. Но ведь все эти суеверия не что иное, как простодушный лепет младенца, ещё неразумного, но имеющего в себе ангельскую душу. Сколько я ни знаю, нет добрее нашего русского народа и нет его правдивее, если только обращаться с ним правдиво… А отчего это? Оттого что он православный… Поверьте мне, что Россия погибнет только тогда, когда иссякнет в ней православие».
Квартира-музей Владимира Даля в Москве на улице Большой Грузинской, открыт в 1986 году. С 1859 года дом, в котором музей занимает две комнаты, принадлежал В.И.Далю. Здесь он жил и работал до своей смерти в 1872 году. Именно в этом доме Даль завершил труд всей жизни: закончил подготовку к изданию «Толкового словаря живого великорусского языка» (1863—1866 гг.).
Памятник А.С.Пушкину и В.И.Далю скульптора Н.Г.Петиной и архитектора С.Е.Смирнова в Оренбурге. Памятник «Пушкин и Даль» открыт в середине августа 1998 года к юбилею областного центра. Расположен в сквере имени Полины Осипенко по улице Советской города Оренбурга.
Но, пожалуй, самым чтимым на просторах России автор толкового словаря и известной сказки про курочку Рябу Владимир Даль стал в Луганске.
В Луганске памятник Владимиру Далю был возведен ещё в 1981 году к 180-летию со дня его рождения. Скульптор Илья Овчаренко трудился над фигурой великого исследователя около 30 лет. Его работу окончил Василий Орлов и архитектор Георгий Головаченко. Памятник установили на улице имени Владимира Даля, № 7. На гранитном постаменте высится табличка «Владимир Даль (Казак Луганский)». Таким псевдонимом он подписывал свои сказки, были и рассказы.
Кроме этого в 2004 году луганский университет имени Владимира Даля сделал подарок к 2500-летию Евпатории, где на улице Тараса Шевченко появился бюст русского исследователя и писателя. Автор бюста — известный скульптор Николай Васильевич Можаев, друг Михаила Шолохова.
А в 2010 году бывший Президент Украины Виктор Янукович открыл перед первым корпусом университета пятиметровый памятник Владимиру Далю. В основу изображения Казака Луганского авторы скульптуры Николай Можаев и Виктор Горбулин положили идею «путешественника, который собирает в слове душу народную».
http://www.aif.ru/culture/book/dal_bez_slovarya_pochemu_cerk...
http://www.aif.ru/society/history/dlya_nizshih_sloev_i_prisl...
Свежие комментарии